Домашнее чтение: отрывок из книги Джона Вердона "Зажмурься покрепче"

Джек Хардвик был хамоватым, ершистым циником с холодным взглядом водянистых глаз, который слишком много пил и смотрел на мир как на злой капустник. Друзей у него не было, поскольку он не внушал людям доверия. Гурни думал, что Хардвиком правят сомнительные желания за неимением каких-либо других. В то же время Гурни считал его одним из самых умных и проницательных детективов, с кем ему приходилось работать. Так что знакомый грубый голос в телефонной трубке вызвал смешанные чувства.

— Дэйв, старичок!

Гурни поморщился. Его всегда коробило от этого обращения — и велика вероятность, что Хардвик использовал его намеренно.

— Чем обязан?

В ответ прозвучал знакомый скрипучий смех.

— На деле Меллери ты хвалился, что встаешь с петухами. Вот я и решил проверить, врал ты или нет. 

Хардвик ненавидел сразу переходить к делу. Собеседникам неизбежно приходилось сперва выдержать пытку его приколами.

— Что тебе нужно, Джек?

— Слушай, а у вас там на ферме реально петухи бегают? Кукарекают, гадят повсюду, как положено? Или про петухов ты сказал для красного словца?

— Джек, зачем ты мне звонишь?

— А что, обязательно нужна причина? Может, приспичило услышать голос старого другана. Может, я соскучился.

— Не морочь мне голову, ты никогда не звонишь просто так.

Трубка опять загоготала.

— Какой ты бездушный, Гурни!

— Ты меня отвлекаешь от второй чашки кофе. Так что либо давай к делу, либо я кладу трубку. Пять. Четыре. Три. Два. Один...

— Юную невесту кокнули прямо на свадьбе. Тебе должно понравиться.

— С чего ты взял?

— Телку не просто пришили, ее натурально покромсали на ленточки. Точнее, расчленили. Орудие убийства — мачете. Ты же спец по мокрухе!

— Спец по мокрухе ушел на покой.

Ответный гогот был громче и дольше прежнего.

— Джек, я не шучу. Я больше не при делах.

— Да я уж помню, как ты был «не при делах» на деле Меллери!

— Это было временное помутнение. 

— Ах, неужели.

— Джек... — Гурни начал терять терпение.

— Ладно, я понял. Ты на пенсии, тебе неинтересно.

Дай мне две минуты, и я тебе докажу, что дело стоящее.

— Джек, черт же тебя побери...

— Ну две долбаные минуты, е-мое! Ты же на пенсии, тебе нехрен делать, сидишь там и чешешь мячики для гольфа! У тебя что, реально нет двух минут для старого напарника?

На этих словах левое веко Гурни нервно дернулось.

— Мы никогда не были напарниками.

— Да как ты смеешь! Я оскорблен!

— Копали вместе пару дел, да. А напарниками — не были.

Гурни не хотел себе в этом признаваться, но их с Хардвиком отношения были особенными. Десяток лет назад, работая над разными аспектами одного убийства, находясь в разных округах, разделенные почти двумя сотнями километров, оба независимо друг от друга обнаружили части одного расчлененного тела. Такого рода совпадения странным образом сближают.

Хардвик заговорил снова, на этот раз почти жалобно.

— Так что, послушаешь меня пару минут?

— Давай, — сдался Гурни.

К Хардвику вернулось воодушевление, и он закаркал голосом ярмарочного зазывалы, страдающего раком глотки.

— Я все понимаю, ты у нас парень занятой, так что не буду тянуть кота за хвост. Между прочим, это огромное одолжение с моей стороны! — он помолчал, затем спросил: — Ты там слушаешь?

— Время идет.

— Вот гад неблагодарный, а! Будь по-твоему, если кратко, то дельце четырехмесячной давности, форменная сенсация: избалованная девочка-мажорка выскочила за знаменитого психиатра-толстосума. А через час после свадебных клятв, в разгар пиршества, психанутый садовник жениха порубил новобрачную в капусту мачете и свалил!

Гурни тут же припомнил пару заголовков из желтых газет, которые, видимо, относились к этому делу. Что-то вроде «Кровавая свадьба» и «Из-под венца на кладбище». Он молчал, ожидая продолжения, но тут Хардвик решил прочистить горло, и Гурни брезгливо отвел телефонную трубку в сторону.

Наконец Хардвик произнес:

— Так чего, дальше рассказывать?

— Ну.

— У меня ощущение, что я разговариваю с трупом. Ты не мог бы попискивать каждые десять секунд, чтобы я знал, что ты живой?

— Джек, какого хрена тебе надо, а?

— Я раздобыл для тебя дело жизни, старичок!

— Я больше не коп. У меня теперь другая жизнь.

— Старичок, ты, кажется, стал туговат на ухо. Тебе сорок восемь, а не восемьдесят четыре, так что слушай. В чем самая соль, уточняю: дочка богатенького нейрохирурга с мировым именем выходит за гламурного психиатра, который появляется у самой Опры. И вот, их всего час как поженили, гуляет свадьба на двести персон, и тут невеста за каким-то лядом прется в домик садовника. Ну, мало ли, девка подшофе, почему не позвать садовника на праздник? Проходит время. Новоиспеченный муж замечает, что ее давно не видно, посылает за ней, но — хоба! — дверь в домик заперта, и с той стороны не отзываются. Тогда муж, знаменитый доктор Скотт Эштон, идет и стучится сам. Зовет, зовет — тишина. Добывает запасной ключ, отпирает дверь, а она там такая сидит — в свадебном платье и без головы. Заднее окошко в домике нараспашку, и садовника след простыл. Понятно, что на место мигом прибывают все копы округа. На свадьбе же, как ты понял, полно всяких ви-ай-пи. В общем, дело попадает в наш отдел, а именно — ко мне. Сперва-то задача кажется легкотней: найти убийцу. А потом всплывают сложности: Гектор Флорес, наш искомый герой, оказывается, не просто садовник, а мексиканский нелегал, которого доктор Эштон пригрел под крылышком и, поскольку парень был очень смышленый, давай его всячески развивать и образовывать. За три года из чурбана с граблями мексиканец превращается в любимца хозяина. Практически становится членом семьи. Ну и, как водится с фаворитами, у него случается интрижка с женой соседа, с которой он и пропал с радаров сразу после убийства. Только мачете нашли — валялось в ста метрах от домика, заляпанное кровью. И все, больше никаких следов. Так что любопытный тип оказался этот Флорес.

— И к чему пришло следствие?

— Да ни к чему.

— То есть?

— Ну... у нашего доблестного капитана весьма специфичный подход. Может, помнишь Рода Родригеса?

Гурни передернуло. Примерно за полгода до убийства, о котором рассказывал Хардвик, Гурни пригласили полуофициальным консультантом в отдел уголовного розыска, и там он встретился с Родригесом, который возглавлял отдел. Это был феерический напыщенный идиот.

— Он решил, что надо допросить каждого мексиканца в радиусе тридцати километров от места преступления и всем угрожать разнообразными карами, пока кто-нибудь не сдаст Флореса. А если никто не расколется, то расширить радиус еще на двадцать километров. Умник на полном серьезе собирался бросить на это все ресурсы.

— А ты, значит, был против.

— Я считал, что надо прорабатывать альтернативные версии. Может, Гектор не тот, за кого себя выдавал. Мне вообще с самого начала вся эта история показалась какой-то странной...

— Так что было дальше?

— Ну, я сказал Родригесу, что у него каловая масса вместо серого вещества.

— Серьезно? — Гурни впервые за весь разговор улыбнулся.

— Серьезно! Меня сняли с дела и передали его Блатту.

— Блатту?! — переспросил Гурни, скривившись так, словно откусил гнили. Детектив Арло Блатт был единственным человеком в уголовном розыске, который вызывал у него еще большую неприязнь, чем Родригес.

Он воплощал подход, который любимый профессор Гурни в колледже сформулировал как «воинствующая дремучесть».

Хардвик продолжил:

— Короче, Блатт сделал все, как хотел Родригес, и это, естественно, ни к чему не привело. Прошло четыре месяца, и мы знаем еще меньше, чем в начале расследования. Но ты там, наверное, слушаешь и думаешь: а при чем тут, собственно, Дэйв Гурни?

— Не без этого.

— Мать покойной невесты очень недовольна и полагает, что делом заняты дилетанты. Родригесу она не доверяет, Блатта считает имбецилом. Зато тебя она считает гением.

— Откуда она меня знает?

— Да вот, пришла ко мне на той неделе. Как раз исполнилось ровно четыре месяца со дня смерти дочери. Спросила, не могу ли я неофициально возглавить еще одно следствие, а если нет, то, может, кого посоветую. Я объяснил ей, что сам помочь не смогу — на меня и без того косо смотрят в отделе. Но так уж вышло, что я на короткой ноге с легендарным детективом, затмевающим славу всей нью-йоркской полиции вместе взятой. Короче, я ей рассказал, что ты на пенсии, но в своем уме и будешь счастлив предложить ей альтернативу бездарному дуумвирату Родригеса-Блатта. У меня очень кстати оказался с собой номер New York Magazine со статейкой, славословящей тебя после дела о Сатанинском Санте, где тебя прозвали Суперкопом. В общем, ее это воодушевило.

В голове Гурни роилось несколько взаимоисключающих ответов. Хардвик воспринял его молчание как хороший знак. 

— Она хочет с тобой встретиться. Кстати, забыл сказать: она красотка! Формально ей сорок с чем-то, но на вид — тридцать два максимум. И она подчеркнула, что деньги не проблема. Можешь назвать любую цену. Думаю, легко заплатит двести долларов в час, хотя тебя никогда не волновали такие банальности.

— А тебе в этом что за выгода?

Хардвик плохо изобразил оскорбленную невинность:

— Ну как! А правосудие?! Бедная женщина потеряла единственного ребенка, прошла все круги ада, разве это не повод ей помочь?

Гурни замер. Любое упоминание об утрате ребенка по-прежнему отдавалось в сердце. Их с Мадлен сын Дэнни погиб пятнадцать лет назад, выбежав на дорогу перед машиной, пока Гурни смотрел в другую сторону. Ему едва исполнилось четыре. За прошедшие годы Гурни понял, что нельзя однажды раз и навсегда избавиться от скорби, а также что выражение «жить дальше» — расхожая глупость. Просто бывают периоды онемения и забытья между волнами, с которыми скорбь неумолимо возвращается.

— Ты еще там?

Гурни хрипло вздохнул. Хардвик продолжил:

— Короче, я хочу помочь семье покойной. А еще...

— А еще, — подхватил Гурни, стараясь не поддаться накатившему чувству, — если я на это подпишусь, чего я не собираюсь делать, Родригес слетит с катушек от ярости. А уж если я нарою что-нибудь значимое и выставлю их с Блаттом в невыгодном свете... ты же именно этого хочешь? А, Джек?

Хардвик опять зычно прочистил горло.

— Ты как-то все усложняешь. У нас на руках безутешная мать, которой не нравится, как идет расследование. Арло Блатт со товарищи гоняются по округу за мексиканцами. У них гуакамоле скоро из ушей потечет, а дело не сдвинулось с мертвой точки. Женщина хочет нанять профессионала, и я принес эту золотую жилу тебе на блюдечке.

— Все это круто, Джек, но я не частный детектив.

— Дэйв, бога ради, тебе сложно с ней просто поговорить? Я же только об этом прошу. Поговорите — и все. Она одинокая, красивая, в печали и с баблом. Но помимо этого, старичок, в ней есть какой-то такой, знаешь, тайный жар. Я его чувствую. Увидишь — поймешь, о чем я!

— Джек, мне вообще-то дела нет до...

— Да я помню, помню, ты счастливо женат, я не возражаю. Вывести Родригеса на чистую воду тебе тоже не интересно. Но кстати — дело-то сложное, — последнее слово Хардвик многозначительно протянул. — Я бы даже сказал, многослойное. Как хренова луковица.

— И что?

Джон Вердон, «Зажмурься покрепче»