Инструмент мягкой силы: разговор Айдан Салаховой и Фахада Бин Мохаммеда Аль-Аттыйи

Последние несколько лет в Москве и Петербурге трудно не заметить культурные инициативы, запущенные при поддержке посольства Катара. Несмотря на коронавирус и массу отмененных проектов, в прошлом году был проведен конкурс для художников и выставочный проект “Турбулентность” в рамках Cosmoscow, запущено издание EastEast и все еще продолжается совместный с Beat Films онлайн-фестиваль Qatar Film Days. В их организации занято множество людей, но их возникновение ассоциируется в первую очередь с Фахадом Бин Мохаммедом Аль-Аттыйей, который занимал пост посла Катара с 2017-го по январь 2021 года.

Чтобы подвести итоги работы, обсудить роль культуры в дипломатии и то, как коронавирус изменит жизнь искусства, за одним столом собрались господин Аль-Аттыйя, художница Айдан Салахова и колумнист BURO. Иван Дубков.

Иван Дубков

колумнист BURO.

Фахад, я знаю, что у вас богатый профессиональный опыт в различных областях культурных и дипломатических отношений, и одна из них — экологическая повестка. Я смотрел ваше выступление на конференции TED, когда вы затронули вопрос о чистой воде — огромной ценности для вашей страны. В последние годы вы работали над проектами, посвященными искусству и культуре. Как думаете, допустимо ли сравнивать культуру и искусство с водой? Ведь они тоже важны для цивилизации.

Что обычно говорят о культуре? Культура — это музыка, еда, спорт, кино, фотография, театр и так далее. Поглощая продукты культуры с детства, мы, пока не повзрослеем, не понимаем, как они влияют на наше поведение и способы взаимодействия с миром. Поэтому, когда я говорил об изменении климата, о водных ресурсах в Катаре, я подчеркивал важность культурного фактора — того, как культура способствует позитивным или негативным изменениям. Вот почему я провел большую часть своей сознательной жизни, исследуя влияние культурных феноменов на наше самовосприятие и то, как они определяют наш образ жизни. Да, разговоры о воде и культуре тесно связаны.

Айдан, в вашем искусстве важную роль играет образ женщины и ее места в современном мире. Существует немало стереотипов, связанных с правами женщин в арабских странах, многие из этих предрассудков не беспочвенны. Каким было ваше впечатление от Катара?

За последние несколько лет были реализованы многие международные выставки — как катарских художников в России, так и наоборот. Мне кажется, сам факт культурного обмена между двумя странами автоматически аккумулирует взаимный интерес и различные сферы жизни общества вокруг искусства. Что касается женщин, то, насколько мне известно, во многих арабских странах их права защищены лучше, чем в европейских. Я как женщина чувствую себя очень комфортно в Катаре.

Рад это слышать. В Катаре много женщин-художниц, и в целом это гендерное разделение и напряжение никогда не было предметом споров. Существует много возможностей для развития определенных практик, которые не имеют ничего общего с религией. По мере того как мы развиваемся в новых сферах жизни, женщины берут на себя все больше и больше ролей и обязанностей. В Катаре нет разницы в оплате труда женщин и мужчин, работающих в общественной сфере. Я знаю двух дипломаток, которые собираются работать вместе со своими коллегами-мужчинами в посольстве в Москве. И у нас есть женщины-послы, наш министр здравоохранения — женщина, наш бывший министр образования — женщина.

В Катаре из университетов выпускается больше женщин, чем мужчин. Женщины получают больше академических степеней, чем мужчины. Вот вам еще один довод: в 2018 году (перекрестный Год культуры России и Катара. — Прим. BURO.) мы сделали серию проектов с катарскими художницами. Конечно, как и все страны мира, Катар не застрахован от определенных проблем, но мы всегда пытаемся их решить конструктивным образом. Однако для нас первичны общечеловеческие универсальные ценности вне зависимости от гендера, национальности, возраста и социального происхождения.

В последний год в Москве разворачивается проект Cultural Creative Agency. Давайте поговорим о нем и его миссии.

До своего приезда в Россию в 2017 году я ничего не знал о здешней культуре. Я был невероятно впечатлен искусством, архитектурой, традициями и людьми, с которыми познакомился. Поскольку Катар и Россия договорились еще до моего визита о культурном обмене, я подумал, что это важная задача, над которой мы должны усердно работать. Так мы приступили к планированию Года культуры. Главное при проведении любых культурных мероприятий — не само событие, а его наследие, то, что останется после него. Многие события случаются, и вы не замечаете их итогов, но для меня было важно понять, собираемся ли мы устанавливать продолжительные партнерские отношения, нанимать людей, которые хотят делать совместные проекты с художниками, собираемся ли мы проводить музыкальные фестивали и другие события, которые будут проходить уже после Года культуры. Идея Cultural Creative Agency заключается именно в том, чтобы развить наработки 2018 года и сделать так, чтобы все, что мы вложили в Год культуры, не исчезло. Мы хотели наладить отношения и обмен знаниями между двумя странами три года назад и не планируем останавливаться на достигнутом.

CCA становится инструментом, помогающим развивать этот культурный диалог между одной восточной страной и другой восточной страной, полной разнообразия, национальностей, религий, ярких и чрезвычайно творческих людей. Именно такой я нашел Россию, и мне бы хотелось, чтобы у катарцев была возможность увидеть вашу страну под таким углом. А если говорить глобально, то ключевая цель CCA — это создание платформы для совместной работы и всех различных партнерств.

Вы говорите об инструменте пресловутой мягкой силы, которую считают важной частью современной дипломатии?

В целом я согласен с этим определением, но также нужно учитывать и намерения. Для меня культура — это язык, который позволяет людям понимать друг друга, даже если они не говорят на одном наречии. Намерение с нашей стороны состоит в том, чтобы подготовить почву для этого диалога, расширить представления Катара о России и представления России о Катаре. Многие люди были бы очень признательны, если бы увидели, какими культурными сокровищами обладают эти страны.

Айдан, вы родились в семье великого художника Таира Салахова, ваш творческий путь связан и с опытом жизни в Советском Союзе, и с открытием Востока. На протяжении всей своей художественной карьеры вы интересуетесь разными культурными диалектами, если можно так сказать, а также вопросами гендера в искусстве…

Да, у меня была возможность посмотреть из Москвы на Азербайджан, и увидеть, что происходит на Западе. Я развивалась в смеси восточно-западной и советской культур. Таким образом, моя художественная оптика вдохновлена возможностью увидеть разные измерения прекрасного восточного наследия.

Что ты в этом увидела? Напряжение, противоречие?

Абсолютно все!

Это интересно, а есть ли различия сейчас?

Мне кажется, в то время в мире было больше свободы.

Возможно, социальные сети усложнили ситуацию.

Да, теперь ты боишься сказать что-либо из-за опасения, что твоя точка зрения может быть интерпретирована не так, как ты хочешь. Это опасно.

В чем ты видишь роль культуры сегодня?

Для меня культура и искусство — это вещи без границ и без пола. Неважно, картина, скульптура или, скажем, красивая архитектура Кремля, и кем она сделана — мужчиной или женщиной, и какой автор национальности. Для меня все это неважно — значимо лишь само произведение.

Существует утверждение, что при абсолютной свободе необходима абсолютная ответственность. Согласны ли вы с ним?

Такая установка коррелирует с важной проблемой абсолютной свободы, которую хотят чувствовать художники. Иван, ты спрашиваешь о том, существует ли ответственность художника за свою работу? Следует ли художнику учитывать ценности и правила сообщества в своей работе?

Конечно, вы должны уважать мировоззрение и ценности других. Например, некоторые мои работы выставляются только в Дубае, потому что я понимаю, какие работы будут уместны и актуальны для этой аудитории.

Фахад, вы начали говорить об отсутствии языковых границ. В прошлом году CCA запустил проект (no)borders — он про это?

Прошлый год был полон сюрпризов; мы все внезапно поняли, что жили до него, не представляя, что возможна какая-то другая жизнь. В 2019-м можно было купить билет на самолет и улететь в тот же день, границы были открыты, но наступивший 2020-й остановил все это привычное движение. Тогда концепция (no)borders стала не просто идеей — она стала реальностью. В этот проект вошли конкурсы для художников, запуск нескольких изданий, гранты для исследователей. В сентябре ССА организовал опен-колл для молодых художников «Турбулентность», результаты которого были представлены впоследствии на ярмарке современного искусства Cosmoscow. Несмотря на пандемию, у нас было 640 конкурсантов и три победителя. Другой наш важный проект — два независимых издания EastEast, которые мы делаем в бумажной и онлайн-версии. Еще мы работаем над образовательными программами и симпозиумом, которые проводятся для обсуждения концепции (no)borders.

Айдан, как вы сказали, ваша художественная оптика во многом сформирована на перекрестке азербайджанского происхождения, московского детства и западной культуры. Очевидно, вы находитесь в определенной географии с жесткими границами, но одновременно упраздняете эти границы в своем творчестве. Складывается впечатление, что вы не считали эти жесткие границы препятствием. Значит, в вашем сознании не было границ?

Этих границ не было, потому что в советские годы мы не имели возможности путешествовать в реальности — мы использовали собственное воображение.

Это и есть концепция (no)borders.

Сейчас чаще приходится сталкиваться с преградами в сознании людей. Многие устанавливают барьеры между мужчинами и женщинами, бедными и богатыми, обеспеченными и необеспеченными, выстраивают социальные границы.

Фахад, насколько я знаю, в прошлом году вы были несколько раз в Дохе. Как на исламский мир повлиял коронавирус?

Раньше мы ходили в мечеть пять раз в день, люди отправлялись в Мекку для паломничества, а в 2020 году это было невозможно. Впервые в истории закрылись мечети! Меня поразило зрелище пустой Мекки. Священное место для всех мусульман — Кааба — никогда не пустовало; 365 дней в году, 24 часа, 7 дней в неделю там были люди. Увидеть это место безлюдным — одно из самых сильных впечатлений.

Айдан, расскажите о своем опыте пандемии. Как проходил ваш день?

Так совпало, что я мечтала побыть в одиночестве, чтобы работать каждый день, поэтому могу сказать, что 2020-й был лучшим годом в моей жизни! Я вставала в 10 утра, работала, один-два раза ела, трудилась до 10 вечера и ночью смотрела сериалы. И никто меня не беспокоил, не приезжал случайно в гости и не надо было никому отказывать. Вы знаете, ведь очень много усилий уходит на то, чтобы не пойти на чей-то день рождения, на какую-то тусовку.

Больше никакого социального давления!

Ваши работы будут говорить за вас.

Да, и так и должно быть.

Но ведь открытия выставок — это не только про искусство, но и про общение, контакты, покупку работ и тому подобное…

На открытии обычно у коллекционеров нет времени сконцентрироваться, а в сентябре-октябре 2020-го европейские галереи делали события на 15–20 человек — не большие открытия, а камерные встречи с искусством. И это было здорово.

Как вам кажется, что нам нужно делать в 2021-м?

Организовывать открытия-показы по расписанию на 15–20 человек в час, и тогда гости смогут сконцентрироваться на искусстве. А художник в это время будет работать в своей мастерской над новыми произведениями. Для общения есть ночные клубы, а искусство — не для веселья. Ходить вокруг, делать селфи! Многие люди фотографируют себя перед работами Аниша Капура, которые он создавал, очевидно, не для селфи.

Что касается ситуации на арт-рынке, то финансово прошедший год был для меня лучшим. Одновременно с пандемией закрылся арт-рынок, но знаете Максима Боксера, который создал сообщество «Шар и Крест» на фейсбуке? Это группа поддержки художников, куда он пригласил самых разных авторов и придумал правило: если ты продаешь три своих работы, то должен купить одну работу другого художника. Там наравне с известными художниками были новые имена — прекрасные, которые стали личным открытием для меня. Множество коллекционеров покупали и графику, и живопись, при этом им не нужно было ехать в галерею или студию.

Они руководствовались только своим личным выбором; Боксер обеспечил покупателям свободу без социального давления. Я считаю, что самая наша серьезная потеря на сегодня — это неспособность оценивать искусство по его художественной ценности. Большая часть работ, что выставлялись на выставках в прошлом, в основном экспонировалась ради коммерческой выгоды. Все забыли о ценности искусства! А теперь благодаря таким людям, как Максим, я захожу в интернет, смотрю на искусство и оцениваю его художественную силу, а не ликвидность.

Думаю, я купила порядка 200 работ. Мне кажется, в период карантина у людей не было возможности тратить деньги на шампанское, рестораны, путешествия, и они покупали искусство. Если спросить художников, то для большинства это был очень хороший год.

То есть складывается оптимистичная картина?

Думаю, слово «оптимизм» тут не подходит. Коронавирус принес перемены, которые мы вынуждены принять, какими бы противоречивыми они ни были. И я сомневаюсь, что если пандемия завтра отступит, мы вернемся к прежним сценариям. Среди прочего, мне кажется, в будущем сильно уменьшится роль посредников в искусстве. Конечно, они останутся, но их влияние заметно ослабнет.

В январе закончилось ваше пребывание на посту посла Катара в России. За время этой работы вы запустили серию культурных проектов — какие у вас планы на этот год и предстоящие проекты? Какова теперь ваша роль?

Что стало для вас самым ценным за время работы послом Катара в России?

Люди! Я хотел бы сказать большое спасибо своим российским друзьям и коллегам за этот удивительный опыт, который составили четыре года моей работы. Спасибо за поддержку, дружбу, за знания, которые вы помогли мне получить. Спасибо за ваше гостеприимство. За все радостные моменты, что мы с вами разделили. Я никогда не забуду эти четыре года. Я бы сказал, что для меня это не конец, а скорее начало.