«Все могут быть смешными». Екатерина Варнава и Александр Гудков — о фильме «Орел и решка», женском юморе и цензуре

До фильма «Орел и решка» вы были приглашенными ведущими программы. Этот опыт повлиял на решение принять участие в съемках?

Как и Катя, я снимался в специальном выпуске программы, когда у «Орла и решки» был юбилейный сезон. Мы с Иваном Дорном гоняли в Португалию. Началось с того, что Ваня пишет: «Гудок, поехали, поржем четыре дня в Португалии». Я отвечаю: «Конечно, поехали!» В результате за эти четыре дня мы ни разу не пересекались — все снимается параллельно, у нас пять или шесть локаций, которые нужно захватить. Мы встретились только по приезде и когда улетали назад, в аэропорту. И я говорю Ване: «Класс, поржали! Вообще супер».

На канале «Пятница» бывает день «Орла и решки». И я в этот день всегда почему-то оказываюсь дома у мамы, в Ступине. И залипаю — реально лежу на диване, смотрю то, что не успел в течение года, и наслаждаюсь.

Почему согласились сняться в кино?

Значит, я всех тайно должен бесить. Не кривя душой, скажу, я согласился на проект, поскольку в нем участвует много хороших знакомых и друзей: Саша Бортич, Нателла Крапивина, с которой я по странному стечению обстоятельств стал очень дружен. И Екатерина — она больше чем друг, она родной человек, мы с ней съели вместе столько всякого и стали очень близки.

Вы много лет работали вместе над Comedy Woman. Вам не кажется, что женщинам в России сложнее шутить — есть стереотип, что они должны быть нежными и скромными. Смешная девушка — это уже подозрительно.

Мне кажется, что такой вопрос вообще не должен стоять. Это полнейший бред! Мужчины, женщины, гендерно-нейтральные люди — все могут быть смешными. Нет понятия женского юмора и мужского. Есть только смешно и не смешно, догоняет человек или не догоняет. Я проработал в Comedy Woman 15 лет и говорю вам: женщины шутят в тысячу раз смешнее, тоньше, класснее, чем мужские коллективы. Вообще, мне кажется, только в России может возникнуть вопрос про женский юмор. Это все устои, представления, что девочки должны быть дома у плиты, воспитывать детей и ни в коем случае не самореализовываться, не быть важнее мужчины в доме, тем более в таком святом мужском направлении, как юмор!

Программа Comedy Woman выходила в эфир больше 10 лет. Как думаете, она повлияла на представления о том, как должны шутить женщины?

Вы известные комедийные артисты. Мешает ли профессии то, что сейчас на многие темы нельзя шутить?

Это настораживает и вызывает удивление: а что, так уже нельзя? «Вечернему Урганту» в этом году исполнилось 10 лет. И в 2016-м мы пересматривали выпуски четырехлетней давности и говорили: «Ой, как мы могли остро шутить в 2012 году!» А сейчас все меняется быстрее, этот период сильно сократился. Мы говорим: «Ой, как мы могли шутить в том месяце! А теперь уже нет».

История циклична: когда-то человечество уже проходило этот момент и признало такой опыт плохим, но мы все равно к нему возвращаемся. Это ужасает на самом деле. Но все равно очень интересно, куда приведет.

Есть чувство, что в интернете больше свободы, чем на телевидении?

Согласен, сейчас уже нет. Хотя… телеканалы поддерживаются той или иной госкорпорацией, определяющей их эфирную политику. А в интернете появилось много площадок, которые созданы на частные деньги, там посвободнее. Еще есть инстаграм, тикток — это тоже территория свободы. Давай скажем, что да, в интернете легче шутить.

Нет такого ощущения. Наоборот, мне кажется, наконец-то к «Вечернему Урганту» привыкли. Как говорила героиня Людмилы Гурченко о любви: «Элементарно, привычка». Стало традицией смотреть перед сном что-то позитивное. А нужно ли удивлять каждый раз — это открытый вопрос. Вообще, новое и неожиданное присутствует, но уже не в таких количествах, как раньше.

Может быть, для нас уже в чем-то стал рутиной процесс работы над «Вечерним Ургантом» — программа снимается день в день, поэтому каждый день съемки, монтаж, сдача, съемки, монтаж, сдача. Но весь персонал «Вечернего Урганта» уже научился параллельно с ним делать еще несколько вещей. Раньше «Ургант» занимал абсолютно все время, а сейчас мы набили руку и можем еще чем-то заниматься кроме него.

С таким вопросом надо обращаться к высшему руководству. Мне кажется, что Иван абсолютно на месте, он герой нашего времени.

(Александр Гудков прерывает интервью, чтобы ответить на звонок Никиты Кукушкина)

А у меня нет другого выхода. Кукушкин — энергетический клещ, от него невозможно отвязаться. Если вы с ним познакомились, то от него уже не избавиться. Как от вируса герпеса. При этом он очень классный актер, с животной харизмой — и знает об этом. Все, он уже ждет выхода этого интервью!

Вы хотите продолжать сниматься в кино? Есть амбиции стать большими драматическими артистами?

Были случаи, когда мы брались за руки и говорили: «Ну на морально-волевых?» — «Да». И докручивали номер прямо на сцене. Это же как конвейер, тебе нужно за 13 часов снять 40 номеров. Успеваешь ты, не успеваешь, снимаешь-снимаешь-снимаешь подряд. Бывало, номер не готов или кажется слишком банальным, и мы из кожи вон лезли, чтобы получилось хорошо.

И бывало, что реально получалось. Некоторые номера благодаря импровизационным моментам стали хитами. А когда мы их снимали, то просто стояли на сцене и не понимали, почему все смеются.

А бывало, что-то не попадало в эфир. Мы работали в очень тяжелом графике, и Саша хотел нас развеселить. Он влез со своим 41-м размером в 35-й размер обуви, весь номер промучился и забыл показать. А потом уже идет отбивка, а он говорит: «Подождите! У меня же крошка-ножка», — и показывает ее. Я тогда просто чуть не умерла от смеха.

На съемках фильма «Орел и решка» вы много импровизировали? Какое было соотношение импровизации и написанного сценария?

Но на самом деле в «Орел и решка. Кино» мы старались идти по сценарию. Мы не бунтари (смеется). И у нас была такая команда: шесть совершенно разных, тянущих на себя одеяло артистов. И мы с Катериной в какой-то момент договорились помогать Вазгену (режиссер фильма Вазген Каграманян. — Прим. BURO.). Ну или хотя бы не мешать ему.

Это наше любимое — «прибери». Когда ты хочешь что-то высказать или как-то проявить себя, а потом останавливаешь себя — командуешь себе: «Прибери».

Но честно скажу: сниматься в кино — вообще не мое. Пукнуть в эпизоде ярко и убежать — вот это мое. Или что-то озвучить. Но лучше я буду по другую сторону экрана, лучше миллион раз что-то напишу, придумаю, чем буду стоять в кадре и произносить текст. Участие в фильмах «Орел и решка. Кино» и «Марафон желаний» — дружеское исключение из правил. Или короткометражка «Твою мать, Иннокентий», в которой мы играли с Аглаей Тарасовой (снята для благотворительного аукциона «Экшен»). Вряд ли кто-то еще меня затащит в кино.

И я согласен с Катей — у нас нет профильного актерского образования. Мы эстрадники и склонны к overacting, переигрышу. Я люблю этот жанр, но в кино все должно быть иначе, на полутонах. На нашем месте должны быть классные актеры, которые ради этого и учились. Но из-за того, что нас часто показывают по телевизору и у нас раскрученные лица, на которые дают деньги, выбирают нас, а люди, для которых это призвание, остаются в тени. Это неправильно. Должны играть актеры, а мы самодуры.

Екатерина, вы же еще играете в театре?

Этот опыт полностью изменил мои представления о театре и отношение к людям, которые занимаются этой профессией. Я сейчас репетирую с замечательными артистами — Викой Толстогановой, главной актрисой страны Светой Ходченковой, Леней Тележинским, который играет в первом моем спектакле, «Бульба. Пир», главную роль, с моей любимой Варварой Шмыковой. И прихожу каждый раз на репетицию, смотрю и думаю: «Да, господи, как они это делают?..» Актриса — очень громкое слово, надо заслужить ею быть.

Хотите сделать собственный режиссерский или продюсерский проект? Чтобы ваше имя было первым в титрах крупными буквами?

Я бы не хотел быть режиссером. Придумывать — это да, но рулить всем — это не мое. Я стесняюсь подходить к людям и говорить «А ну-ка сделай так». Ну только если это не Катя Варнава (смеется).

Есть такое модное слово «шоураннер». На наших проектах — например, шоу «Семейство Чикенкарьян», которое сейчас снимаем, — мы больше чем сценаристы. Мы ведем проект до конца, делаем ролики, придумываем, сидим на съемках, выпускаем готовый продукт. Мы каждый раз ищем режиссера и операторов под проекты, я кастингую. И поскольку у меня много друзей, пользуюсь их доверием, приглашаю классных актеров на не суперклассные роли, и они соглашаются (смеется).

Полно! Она мне помогает жить и в профессии однозначно помогает. И я всем советую быть самоироничными и перестать думать, что вы лучше всех. Самоирония — это вообще двигатель профессии в энтертейнменте.