Культтуризм с Владимиром Раевским: как в Никола-Ленивце вырос «Красный лес»
На этих выходных в арт-парке Никола-Ленивец пройдет 15-й юбилейный фестиваль «Архстояние». Флагманской работой станет скульптура Игоря Шелковского «Красный лес» — конструкция из хаотично выстроенных массивных деревянных брусьев восьмиметровой длины. Шелковский — классик неформального искусства, автор знаменитых «Пакета молока» и «Облака», живет в Париже с 1976 года, где он выпускал легендарный журнал «А — Я». Однако до сих пор Игорь Сергеевич продолжает традицию отечественного послевоенного искусства на стыке русского авангарда и московского концептуализма. Его «Красный лес» — явная перекличка с его же работой «Лес» 1975 года. Телеведущий и автор постоянной рубрики на BURO. Владимир Раевский вступил в переписку с художником и попытался выяснить, почему в Никола-Ленивце вырос «Красный лес».
Ощущаете ли вы нынешний устойчивый интерес к искусству эпохи позднего социализма?
Никакого интереса к нему я не чувствую. В этом году в Третьяковке проходит выставка под названием «Ненавсегда». Там было смешано многое, работы разных авторов, но, в общем, она произвела впечатление депрессивное, начиная с портретов Брежнева, написанных в духе соцреализма.
Можно сказать, что соцреализм — это помойка истории, ее эстетическая помойка. Помнится выступление тогдашнего шефа от искусства, руководителя художественной политики, председателя правления МОСХа: «Мы приветствуем написанный натюрморт, но говорим, что портрет лучше. А еще лучше тематическая картина на нужную тему». И официальные художники послушно писали космонавтов, спортсменов, колхозников, ученых, рабочих… Такое искусство хорошо оплачивалось государством, пользовалось вниманием прессы, но настоящим искусством оно никогда не было и не будет. Художники нашего круга даже не глядели в эту сторону.
Вот, кстати, фундаментальный вопрос, рожденный выставкой «Ненавсегда»: имеет ли право плохое искусство быть выставленным в музее?
Да, конечно. Музей — это история, в истории интересно все. Оценки и переоценки меняются, лишь время показывает подлинную ценность вещей. Малевич был оценен по-настоящему через 50 лет после смерти. Отсчитаем этот срок для других явлений и, возможно, получим более корректную систему оценок.
Связано ли, на ваш взгляд, современное искусство с искусством, современным вашей юности? Преемственно ли оно вашему поколению — вам, Пригову, Чуйкову, Герловиным?
Хотелось бы верить в преемственность поколений.
Если бы сейчас существовал «А — Я», о каких бы художниках он писал?
О художниках наиболее ярких, оригинальных, самостоятельных и интересных. Когда затевался журнал, на первом плане была идея, что надо писать не о художниках, а о поднимаемых ими проблемах. Художник лучше, чем кто-либо другой может сформулировать, почему он идет таким путем и почему он его выбрал. Журнал — разговор между художниками об искусстве (за самоваром в центре города, по определению Пиросманишвили). Сделанный на другой основе журнал превращается в прейскурант с установкой цен на продукт. Из интересных для меня имен назову Анну Желудь.
Кто из вашего поколения кажется вам самым недооцененным художником и незаслуженно неизвестным?
Мне кажется, недооценены Герловины, но, возможно, в силу географической удаленности (супруги Валерий и Римма Герловины — одни из ключевых художников московского концептуализма, с 1979 года живут и работают в США. — Прим. BURO.).
Почему ваш лес — красный?
Потому что кругом лес зеленый. По контрасту.
Как была устроена работа над «Красным лесом»? Вы говорили однажды, что скульптура — «головная» вещь, так вот, как проходила ваша «головная» работа над ней?
Предложение сделать скульптуру для Никола-Ленивца мне сделали по телефону. Идея с лесом пришла после просмотра своих старых работ 1970-х годов. Меня пригласили в Никола-Ленивец. Я познакомился с организаторами и вдохновителями проекта арт-парка — Николаем Полисским, Юлией Бычковой, архитектором Антоном Кочуркиным. Шла речь не просто о временной скульптуре, а о постоянном сооружении — о мосте. Для того чтобы его возвести потребовались усилия и энергия галеристки Алины Пинской, мецената Натальи Опалевой, мастерство проектировщиков. Работа шла так: был сделан макет, примерно 1:10. По макету был создан чертеж с необходимыми изменениями и по чертежу — сами конструкции. После этого шел монтаж конструкций.
Для вас, как мне показалось, имеет большое значение отношение художника с природой. Как соотносится ваш «Красный лес» с тем, что будет на фестивале вокруг?
Есть художники, принципиально отрицающие природу. Пит Мондриан, приглашенный друзьями на обед в загородный дом, просил поменять ему место, поскольку в окно ему был виден кусок леса, а ему это портило аппетит. Для меня природа — великий художник.
Соответствует ли огромное пространство Никола-Ленивца вашей потребности в «громадности» для вашей скульптуры?
Выразительная скульптура зависит в том числе от ее размера. Пространство Никола-Ленивца предоставляет счастливую возможность сделать объект большого масштаба, который становится частью природы, «вращивается» в нее, контрастирует с ней.
Какого скульптурного памятника не хватает в Москве? И каким он должен быть? А Парижу?
Традиционно памятники и монументы ставились для прославления знаменитых людей, чаще всего военачальников. Естественно, эти памятники лишены какой-либо абстрактности. В них должно было быть все понятно и зримо — от оружия до шнурков на обуви. Абстрактные живопись и скульптура претендуют на другой уровень восприятия, другой уровень накопленной культуры. И в Париже, и в Москве, на мой взгляд, не хватает хороших абстрактных скульптур, придающих смысл, образ, знаковость тому или иному району или кварталу. В Москве их вообще нет. В Париже, возможно, наибольший процент на душу населения скульптур с обнаженным женским телом — здесь никто не принимает эротику за порнографию.
Статьи по теме
Подборка Buro 24/7
