Что значит вереница отставок в знаменитых домах моды

Первым, что я вспомнила, когда узнала про Альбера Эльбаза, был бессмертный текст великого Даниила Хармса: «Потом из окна вывалилась третья старуха, потом четвертая, потом пятая. Когда вывалилась шестая старуха, мне надоело смотреть на них, и я пошел на Мальцевский рынок, где, говорят, одному слепому подарили вязаную шаль». Именно этот флер веселого обэриутского абсурда сопровождает новости последних семи дней, когда в ленте друг за другом появляются сообщения об очередной дизайнерской отставке: еще одна старушка вывалилась из окна, еще один «я устал, я ухожу». И если первый и второй вызывают сильные эмоции, то на шестом нам всем это надоест, как герою Хармса.

Поэтому очень хочется перевести ситуацию из абсурдистской в реалистическую и даже практическую, то есть попробовать понять, какие движения происходят в фэшн-мире, какие тенденции вызревают.

Неделю назад, 22 октября, как раз в день ухода Симонса из Dior, Альбера Эльбаза чествовали в Нью-Йорке на ежегодном вечере Night of Stars, который проводит Fashion Group International, и он выступил по этому поводу с речью — вполне программной. «Мы, дизайнеры, мы начинали как кутюрье, с мечтами, с интуицией, с чувством. Мы думали: "Чего хотят женщины? Что нужно женщинам? Что я могу сделать для женщины, чтобы ее жизнь стала лучше и легче? Как я могу сделать женщину красивее?" Так было. Потом мы стали "творческими директорами" и все еще творили, но в основном отдавали директивы. И вот сейчас мы вынуждены стать имиджмейкерами, создающими шум, контролирующими, чтобы все было классно на картинках. Экран должен кричать, детка. Таково правило. Громкость — новая фишка. Громкость — новое "классно". И не только в моде, вы понимаете».

Почему все вдруг заговорили о невыносимо бешеном темпе современной моды, о необходимости притормозить, о важности свободного времени в творческом процессе, о сопротивлении давлению современного диджитал-мира? Почему всех вдруг так стал угнетать Instagram? Отчего вдруг открылся сезон ламентаций?

На это все есть два типа реакции: сентиментальная, когда сокрушаются и говорят: «Боже мой, какой бедняжка, как они его замучили», — и циническая, в жанре «Ой, да ладно! Они не хотят делать 6 коллекций в год и получать за это свои адские миллионы? Really?» И та и другая, мне кажется, не дают правильного фокуса и не проясняют ситуацию, которая, как это часто бывает, имеет более сложную природу и требует такого же сложного подхода.

Прежде всего, все очень индивидуально: психосоматические особенности, темперамент, выносливость, уровень стрессоустойчивости, скорость восстановления и общие запасы энергии. Раф Симонс хочет заниматься собственным брендом и больше времени посвящать современному искусству, а Николя Гескьер выглядит бодрым и вполне счастливым, сменив маленький Balenciaga на гигантский Louis Vuitton — и все в результате стали счастливее.

На это все есть два типа реакции: сентиментальная, когда сокрушаются и говорят: «Боже мой, какой бедняжка, как они его замучили», — и циническая, в жанре «Ой, да ладно! Они не хотят делать 6 коллекция в год и получать за это свои адские миллионы? Really?»

Кроме того, сейчас не 50-е, когда модельер проводил всю свою творческую, а иногда и физическую жизнь в одном и том же доме моды. В плаче по Эльбазу все забывают, что за 14 лет — прекрасных плодотворных лет — он мог просто устать делать Lanvin, внутренне исчерпать его эстетику интеллектуальной утонченной буржуазности, им же самим блистательно придуманную. Сколько, в конце концов, можно в быстро изменяющемся мире придумывать еще одну остроумную интерпретацию леопардового принта и еще одну хитрую драпировку. Да, мадам Гре придумывала драпировки всю свою жизнь, но с тех пор скорость изменений всего сильно увеличилась.

Именно на эту самую скорость и жаловался Альбер Эльбаз в своей речи на прошлой неделе. Вообще жалобы на слишком быструю современность не самая выигрышная позиция в любых обстоятельствах, и она как-то радикально устарела за последние 100 лет. Современному миру никогда нет дела до тех, кому он не нравится. И кроме того, всегда возникает вопрос, зачем участвовать в том, что вам не нравится. И тем более он возникнет в случае Эльбаза, если окажутся верны упорные слухи о его будущем месте работы.

И вот тут мы, пожалуй, подходим к ключевому пункту всех последних событий. Возможно, именно отставка Симонса вызвала отставку Эльбаза и именно пост артистического директора Christian Dior стал тем предложением, от которого он не смог отказаться.

Тут можно сказать только одно: это было бы невероятно круто. Потому что, в самом деле, кого из дизайнеров первого эшелона может сейчас нанять Christian Dior, не Александра же Ванга?

А Эльбаз подходит для Dior идеально. Во-первых, масштабом таланта. Во-вторых, умением обращаться с тем, от чего Dior не отойдет никогда, а именно с женственностью. Любимую метаморфозу последнего времени, когда приходит новый дизайнер и камня на камне не оставляет от тщательно разработанного образа марки, в домах уровня Christian Dior или Chanel если и можно представить теоретически (а что сейчас нельзя представить?), то практически осуществить почти невозможно. Даже Рафу Симонсу пришлось иметь дело с девушками-цветами, хотя, казалось бы, что могло быть дальше от его собственного дизайнерского видения.

Эльбаз же обладает чрезвычайно тонким и изощренным чувством прекрасного, и, что очень важно в данном случае, он действительно умеет делать женщин красивее. Вопрос «Чего хотят женщины?» в его случае совершенно не пустая риторика. Таких аплодисментов, как на показах Lanvin, я не слышала нигде и никогда. Я помню, как звезды, редакторы и клиентки на первом ряду буквально вскочили с криками восторга и устроили бешеную овацию в конце показа S/S 2008, выдающейся его коллекции.

Он предложил один из самых убедительных вариантов женственности, когда, не отступая радикально от классических пропорций и представлений о красивом, модернизировал их и даже деконструировал. Драпировки и необработанные края, открытые молнии и фальшивые цветы, мех, бархат, ламе, всевозможный шелк и технологичный неопрен — он был одним из первых, кто стал использовать все эти современные сочетания, которые сегодня уже смотрятся как клише. Это, собственно, и был его способ изобрести новый Lanvin.

Кроме того, Эльбаз, бесспорно, стрессоустойчив, потому что стрессов ему пришлось пережить за карьеру довольно много. Начинавший как типичный дизайнер трудной судьбы, который сначала не прижился у Geoffrey Beene, потом не сработался с Томом Фордом в Yves Saint Laurent, он ждал свою удачу до 40 лет, и Lanvin стал, в сущности, первым его безусловно успешным проектом. И мы очень желаем ему второго такого. А себе — увидеть наконец кутюр, каким его может сделать именно Альбер Эльбаз. Тем более, он так жалеет о временах кутюрье!