Разговор по душам: что думает арт-группа AES+F о нашем времени, художниках и страхах

Участники арт-группы AES+F собрались на прошлой неделе в Москве, чтобы провести публичную беседу в универмаге «Цветной». Мы попросили художника-постановщика Анну Гаврилову, модератора дискуссии, встретиться с AES+F перед началом лекции и расспросить Льва Евзовича, Татьяну Арзамасову, Владимира Фридкеса и Евгения Святского об их искусстве и планах на будущее. Разговор получился личным — это и неудивительно: Лев Евзович рецензировал диплом Анны во ВГИКе и даже приходил на его защиту. Знакомство продолжилось совместной работой: AES+F провели лекцию в рамках #FFINTENSIVE — курса, направленного на то, чтобы научить всех заинтересованных придумывать и снимать fashion-фильмы. Художникам явно есть о чем рассказать. Широко известные далеко за пределами родины, а попросту говоря, во всем мире, AES+F еще и постоянные участники Венецианской биеннале. На текущей, 56-й, в рамках параллельной программы можно посмотреть их проект 001 Inverso Mundus — 7-канальную видеоинсталляцию, вдохновленную сюжетами «Перевернутого мира».

Вы начали кругосветное путешествие со своим новым проектом Inverso Mundus. После вашего проекта Allegoria Sacra в любом аэропорту мира я чувствую себя внутри вашей видеоинсталляции. Вас не преследует ощущение, что мир вокруг — ваша грандиозная тысячеканальная проекция?

Татьяна Арзамасова: Ну дело в том, что мы в Allegoria Sacra как раз и хотели попробовать объективизировать субъективное ощущение. Это и дает чувство, что зритель начинает смотреть нашими глазами. Нам всегда хотелось подловить чувство современной реальности, визуализировать его уже поверх визуализированного мира.

Мне казалось, это ощущение возникло без вашего желания, поверх вашей работы, изнутри выросло.

Татьяна Арзамасова: Я не верю в непроизвольное искусство.

А могут ли случайные вещи влиять на ход вашей работы?

Татьяна Арзамасова: Никаких случайных вещей никогда не происходит. Дело художника —  увидеть и пропустить все через собственный механизм, частую сетку или мелкую сетку. И, пропустив через себя, показать этот образ мира. Или не мира даже, а своего состояния.

Для меня до сих пор загадка, почему Лев Евзович согласился защищать мой вгиковский диплом.

Татьяна Арзамасова: Когда возникло это предложение, мы его обсудили, и было очевидно, что никогда нельзя говорить коллеге «нет», когда можно сказать «да». А вообще спросите у Льва.

Лев Евзович: Хотелось посмотреть, как устроены институты сейчас и что изменилось. Было ощущение, что все преподаватели за этим длинным столом — в пыли, заросшие мхом и немного повисшие в воздухе. А потом мы нашли там вас.

Во ВГИКе я ощущала колоссальную оторванность от мира вокруг. О группе AES+F там даже никто не знает. Так что фурора с вашим приглашением на защиту не вышло, получился скорее перформанс.

Лев Евзович: А по-моему, все выглядели обрадованными после моей речи, начали что-то обсуждать.

Придет ли Демиен Херст на защиту диплома, если его позвать? А Джулиан Шнабель?

Татьяна Арзамасова: Надо спросить самого Херста. Херст ведь тоже работает с коллегами, и это для него совершенно не явилось бы вопросом. У меня тоже вопрос: почему вы выбираете Херста и Шнабеля?

Мне казалось, что они живут в отрыве от всех остальных. Но это мое субъективное ощущение.

Татьяна Арзамасова: Это может быть  внешнее впечатление. Мы были в галерее Blain Southern на открытии выставки Херста, он там присутствовал и был крайне взволнован, внимателен — быстрые глаза, которые сканировали реакции людей. И со Шнабелем мы знакомы по Венеции (Венецианской биеннале. — Прим. ред.), он такой прекрасный парень за шестьдесят, в ковбойской рубашке, в джинсах. Крайне обаятельный, мог бы быть канадским лесорубом.

Есть ли в высоком искусстве волны, тенденции и кто их формирует?

Лев Евзович: Сейчас трудно увидеть какие-либо тенденции, в отличие от арт-сцены 90-х, когда сформировалась группа Young British Artists.

В моде все точно так же перемешалось, она постоянно цитирует саму себя.

Владимир Фридкес: (Машет рукой.) Ой, мода кончилась, ее больше нет.

Весь мир работает с новыми технологиями, почему мода отстает?

Владимир Фридкес: Все ткани уже были испробованы в 60-е: плащи-клеенки, латекс. Осталась разве что ткань-невидимка.

А как же ткани будущего, футуристические материалы, раскрывающие способности человека?

Лев Евзович: Разве кто-то этим сейчас занимается?

Постоянно кто-то чем-то занимается, но это не идет в массовое производство.

Лев Евзович: В мире переизбыток всего. Мы находимся внутри будущего, и хотеть уже нечего. В космос уже слетали, Интернет придумали.

А почему люди перестали мечтать?

Татьяна Арзамасова: Потому что они боятся.

Евгений Святский: С вами похоронное бюро AES+F (Делает мрачное лицо.).

Лев Евзович: Сейчас стало уже общим местом говорить, что мы живем в «новом Средневековье». То есть мы живем внутри современного апокалипсиса, который представляет собой, используя английское слово, entertainment. Нам нужно получать его из медиа, из кино, из сериалов. Нас это страшит и развлекает. Конец света как развлечение.

Почему люди боятся? Связано ли это с виртуализацией реальности?

Лев Евзович: Мы должны отвергнуть массу информации, выбрать. И это рождает какой-то невроз, но рано или поздно мы научимся работать с информацией.

Как следует позиционировать себя художнику в эпоху inverso mundus (перевернутого мира)?

Татьяна Арзамасова: Художник — это такой член общества, который сознательно становится в позицию вверх ногами. И взирает с перевернутой точки зрения на все, что происходит перед ним. Все равно он персонаж очень древнего, сакрального «бизнеса», который вынужден становиться в эту шаманскую позицию, поэтому, возможно,  именно в эпоху inverso mundus художник видит эти вещи так, как они должны находиться.

Вы хотели бы поработать с голограммами?

Татьяна Арзамасова: Нам очень интересны любые технологии. Голограмма сейчас здорово развилась и становится виртуальным подобием, и, конечно, более ярким, чем реальность, но блистательных условий для ее демонстрации пока нет.

Легко могу представить ваши работы на аллеях парка Горького, главного московского променада.

Татьяна Арзамасова: Мы совершенно не против публичных мест, мощных по толпе зрителей. Была у нас рисковая и смелая идея показать «Пир Трималхиона» в Колизее перед закрытием на ремонт, но немножко не получилось с документами.

Евгений Святский: В Германии мы проецировали «Пир Трималхиона» на огромную соляную стену в старых солеварнях. Это была соль, застывшая на терновых ветвях, изображение проецировалось на фактурную поверхность стены.

Происходят ли сейчас вещи, близкие вам по духу, в области кино?

Лев Евзович: Кино сейчас ориентировано на подростков, оно полностью стало развлечением. А вот в сериалах происходит что-то интересное, туда стекаются лучшие специалисты и работают уже для взрослой публики.

Владимир Фридкес: Я слушаю музыку.

Татьяна Арзамасова: У Фридкеса имеется телевизор, но он его не смотрит. Он у него собирает пыль.

Меня больше всего интересует, что символизируют радиолярии, прилетающие в конце вашего видео?

Лев Евзович: Был такой немецкий исследователь Геккель, собравший отпечатки этих микроорганизмов, которые мы сделали как микро, так и макро, такие космические корабли. Это неважно, откуда они и что они. Мне они напоминают что-то китайское.

Татьяна Арзамасова: Я никогда не воспринимала эти геккелевские структуры как космические корабли, для меня они биологичны. Это скорее появление чего-то иного, некая позитивная узорчатая структура.

Лев Евзович: Ну вообще они довольно отвратительны, они покрыты такой слизью, и там даже показано, как они размножаются.

Татьяна Арзамасова: И все делают селфи на их фоне.

Лев Евзович: Хорошо это или плохо, зависит от вашей точки зрения.

Татьяна Арзамасова: Это такой рассвет апокалипсиса, все происходит крайне позитивно, на фоне утренней зари.

Проект 001 Inverso Mundus можно будет также увидеть в рамках Московской биеннале в Мультимедиа Арт Музее.