Кто такая Луиз Фишман: разговор об искусстве и о жизни

Ингрид Ниебое, партнер Луиз Фишман, помогающая ей в работе, во время разговора не раз просит не называть Фишман «женским художником», как это сегодня принято в США. В период становления Луиз как художника в Америке были действительно сильны феминистские настроения, но и сейчас ее продолжают называть именно так. «Вы ведь не стали бы говорить о Поллоке, что он мужчина-художник», — аргументирует Ингрид. И она совершенно права, ведь через всю историю становления арт-мира конца шестидесятых красной нитью проходила тема многочисленных попыток женщин доказать свои права на то, чтобы стать полноценными участницами творческого сообщества.

«До того как я переехала в Нью-Йорк (Фишман родилась и выросла в Филадельфии. — Прим. Buro 24/7), я часто приезжала сюда к друзьям, чтобы посмотреть выставки, походить по галереям, развеяться. У меня было огромное желание поскорее перебраться сюда и стать частью арт-комьюнити! Я была очень наивна... В один из таких приездов мы, как я помню, пошли в Cedar Tavern (легендарное место, ставшее популярным в конце 50-х благодаря располагавшимся рядом студиям художников. Часто упоминается в биографиях Джексона Поллока и Уильяма де Кунинга. — Прим. Buro 24/7), у меня под мышкой был рулон рисовой бумаги и я удобно устроилась за одним из столиков. В этот момент меня заметили Джоан Митчелл и Милтон Резник, сидящие неподалеку. Резник поманил меня к себе пальцем и спросил: "А что это тут у тебя?", — показывая на рулон рисовой бумаги, как будто он и в самом деле не имел представления о том, что это такое. Я ответила: "Это рисовая бумага, она нужна мне для работы". "Ах, в самом деле, — с некоторой иронией процедил он. — Ну-ка, садись..." — и похлопал своей большой рукой по колену, предлагая мне сесть на него. Я развернулась и ушла. И в тот самый момент я поняла, что никогда не смогу быть частью этого арт-комьюнити. Мне стало понятно, что женщин в нем не воспринимают как личностей. Их принимают как любовниц, но не более. Та же Джоан Митчелл, с которой я общалась уже много лет спустя, была введена в этот сугубо мужской арт-мир во многом по той причине, что состояла в отношениях с Майклом Голдбергом. Кстати, у нее был довольно тяжелый характер. В общем, очень быстро я поняла, что буду художником-одиночкой».

Луиз Фишман — потомственный живописец. В ее семье как минимум два известных для Америки автора — это мама Гертруда Фишер-Фишман и бабушка Рацель Капустин, чьи работы есть в музее искусств Филадельфии. Родилась и выросла Луиз именно в этом городе, хотя не забывает и о своих корнях: оба ее дедушки прибыли из далеких Украины и Белоруссии, где сама Фишман ни разу не была. Дедушки никогда не говорили по-русски и в своих воспоминаниях делились только описаниями национальных блюд из картошки, так что выросшая в американском обществе художница об этих странах знает лишь понаслышке.

«Я выросла в Филадельфии и окончила там Колледж искусств, Академию искусств Пенсильвании (ее также окончили Дэвид Линч, Дэвид Шерман и Альфонс Муха. — Прим. Buro 24/7) и школу искусств Тайлера, где я изучала скульптуру и керамику. Сначала, несмотря на то что мои мама и бабушка были художниками, я вообще не думала о том, что пойду той же дорогой, но в один день все изменилось, я встретила человека на пляже, который, сделав комплимент моему внешнему виду, сказал, что я наверняка учусь на художника. Тогда-то я и решила попробовать. Мне очень повезло: у меня были прекрасные учителя. Филадельфия — это город выдающейся архитектуры, а те, кто учил меня, были частью Баухауза. Моя первая выставка прошла там же, в Филадельфии. Я очень любила скульптуру, так что если бы мне не нужно было зарабатывать деньги во время учебы, то я, возможно, была бы еще и скульптором».

Переехав в Мекку «очень мужского» арт-сообщества — Нью-Йорк, Фишман стала частью женского движения, благодаря которому впоследствии была одной из 10 художниц, участвовавших в самом большом американском арт-шоу, организованном ЛГБТ-сообществом. Впрочем, это было в 80-х, о Фишман же впервые заговорили всерьез в 1973-м, когда она сделала выставку под названием «Злая», где представила серию работ, посвященную сильным женщинам, которым было что сказать этому миру, точно так же, как и самой художнице. Своими произведениями она высказала отношение к той роли, которая подразумевалась для женщины в обществе и в искусстве. В серии представлены, например, работы «Злая Гертруда» (посвященная матери Луиз и Гертруде Стайн), «Злая Мэрилин» (Мэрилин Монро), «Злая Рита Мэй» (Рита Мэй Браун). Впоследствии она дополнила ее картиной «Злая Хиллари» (Хиллари Клинтон). Как с улыбкой говорит сама Фишман: «Я думаю, есть за что...».

«В семидесятых каждую неделю мы перемещались из студии в студию и пытались своими выставками, дискуссиями и акциями привнести в сознание масс иное восприятие роли женщины в искусстве. Мы стремились отойти от стандартов, ведь все, чему нас учили, было основано на "мужском искусстве", на том, что сделали мужчины-художники. Я помню себя еще сидящей на уроке в арт-школе. Я все думала: как вышло, что в истории искусств нет ни одного женского имени, как же так получилось? Да, мои мама и бабушка были художницами, но их имен тоже нет ни в одном учебнике...»

Впрочем, о том времени Луиз рассказывает с большой любовью, несмотря на противостояние общественным устоям: «О, Нью-Йорк и Сохо в 70-е — это был просто эпицентр. Я в то время очень увлекалась танцем, и мне посчастливилось познакомиться с Ивонной Райнер (американская танцовщица-хореограф. — Прим. Buro 24/7), я была просто влюблена в то, что она делает. Сейчас она живет на севере Нью-Йорка. Также я дружила с Тришей Браун (танцовщица и хореограф. — Прим. Buro 24/7) — вообще это было чудесное время, потому что можно было познакомиться с удивительными людьми, которые делали искусство в совершенно разных его проявлениях. Я дружила и с Кэрол Гудден — она была одной из основательниц легендарного ресторана Food в Сохо. Его открыли в 1971 году, и он сразу стал неким арт-хабом. До Food Кэрол была известна всему Нью-Йорку как танцовщица из балета Триши Браун, вкусно готовящая и умеющая устраивать отличные вечеринки. Она была частью арт-сообщества и дружила со многими, так что, открыв свой ресторан, каждую неделю она вместе со своими партнерами приглашала разных художников готовить еду. Я помню ужины, где готовили Дональд Джадд или, например, Роберт Раушенберг». Кстати, в 2013 году в рамках нью-йоркской ярмарки искусств Frieze в честь ресторана Food был организован специальный павильон, в котором каждый день работы ярмарки один из художников отвечал за кухню ресторана.

В Америке 70-х происходило многое, и, обсуждая искусство, нельзя забывать о движении хиппи и становлении байкерского сообщества, а также о том, как все это влияло друг на друга. «Я помню, что в то время жила на пересечении авеню Си и 10-й улицы (на сегодняшний день — престижная часть района Ист-Виллидж, а в 1965-м — место продажи наркотиков и частых убийств. — Прим. Buro 24/7). Мои друзья говорили: "Тебе повезло: полиция патрулирует твою улицу", — и я все думала, а почему же она ее патрулирует. Когда я там жила, то никогда не запирала окно, это было просто бесполезно, наоборот, можно было его лишиться, а так как брать у меня было совершенно нечего, то проще было оставлять все открытым. Потом я переехала в Даунтаун и жизнь стала безопаснее, хотя, когда я спускалась утром вниз к двери, мне приходилось быть осторожной, потому что за этой дверью, на пороге дома, наверняка кто-нибудь спал и, прежде чем выйти куда-то, следовало его разбудить. Вообще в Даунтауне был свой шарм и на каждом перекрестке происходили какие-то события. Эбби Хоффман со своим хиппи-движением, через пару улиц уже комьюнити мотоциклистов, через несколько блоков уже мы, художники, ходившие по вечерам смотреть фильмы Энди Уорхола. Тогда же появилась культура флаеров. Можно было прийти куда-то в бар и получить флаер-приглашение на показ фильма или открытие выставки — так весь город узнавал о том, что и где происходит. В плане музыки меня всегда интересовал джаз. В те времена слушать хорошую музыку было довольно просто: ты приходил в бар, заказывал бутылку пива и весь вечер слушал отличный джаз. Я также могла сидеть и рисовать музыкантов часами. Так я познакомилась с Арчи Шеппом, а потом выяснилось, что он живет на противоположной стороне улицы».

Сейчас работы абстрактного экспрессиониста Луиз Фишман есть в коллекциях многих любителей современного искусства со всего мира. Ее манера выражать цветом и формой эмоции и передавать ощущение от происходящих событий была представлена в крупных планах и на осенней выставке в галерее Cheim & Read. Творчество Фишман прошло трансформацию через ее идейную борьбу, любовь и поиски вдохновения. Ее искусство становится ярким примером того, как прошлое, продолжая менять будущее, говорит с нами сегодня на языке ничуть не устаревшем.