Поиск

Не Y и не Z: что думают о красоте зиллениалы — люди, о которых бьюти-индустрия не знает

Не Y и не Z: что думают о красоте зиллениалы — люди, о которых бьюти-индустрия не знает

Расспросили представителей «потерянного» бьюти-поколения о бодипозитиве, иконах красоты и еще нескольких важных вещах

Зиллениалы — это миллениалы, которые притворяются поколением Z: так описали людей, рожденных между двумя небезызвестными поколениями в журнале Vice. Мы решили узнать об их отношении ко всему, что касается красоты, раз уж сама индустрия это еще не сделала.


Не Y и не Z: что думают о красоте зиллениалы — люди, о которых бьюти-индустрия не знает (фото 1)

Анна Николаева

PR-консультант, основательница проекта #cancelcancer, 28 лет

Не Y и не Z: что думают о красоте зиллениалы — люди, о которых бьюти-индустрия не знает (фото 2)

Полина Абрамова

блогер, 27 лет

Не Y и не Z: что думают о красоте зиллениалы — люди, о которых бьюти-индустрия не знает (фото 3)

Дима Попов

автор телеграм-канала drop the soap, 27 лет

Не Y и не Z: что думают о красоте зиллениалы — люди, о которых бьюти-индустрия не знает (фото 4)

Нара Халатян

СММ-менеджер, 28 лет

Не Y и не Z: что думают о красоте зиллениалы — люди, о которых бьюти-индустрия не знает (фото 5)

Аня Шатаева

СММ-менеджер в сфере бьюти, 28 лет

Не Y и не Z: что думают о красоте зиллениалы — люди, о которых бьюти-индустрия не знает (фото 6)

Мария Милерюс

бьюти-журналист и блогер, 28 лет

Не Y и не Z: что думают о красоте зиллениалы — люди, о которых бьюти-индустрия не знает (фото 7)

Сельби Русланова

пиар-менеджер Sergey Naumov, 27 лет


О БЬЮТИ-ИКОНАХ ЧЕРЕЗ ГОДА


Полина Абрамова:

В детстве моими иконами были Глюкоза и Бритни Спирс — тогда, мне кажется, все фанатели по Бритни. В 2009-м стала нравиться Леди Гага — мне не хватало креатива, везде ограничения: так не выгляди, не высовывайся! Она стала подтверждением того, что выглядеть можно как вздумается. Сейчас икон нет, но Гага до сих пор вдохновляет.

Дима Попов:

Конечно, Бритни Спирс. Для меня она в первую очередь честная и искренняя. Женщина, которая не боится выйти ненакрашенной и одеваться так, как удобно ей, а не так, как люди привыкли видеть звезд в Лос-Анджелесе. Многие, кто родился в 90-х, вместе со мной наблюдали, как из невинной, но сексуальной школьницы Бритни превратилась в женщину, потом в маму, а потом стала недееспособной. И, конечно, как менялось ее лицо, мы тоже видели. Честно, я принимаю ее любой, но сейчас она выглядит немного пугающе.

Аня Шатаева:

В детстве мне нравилась Елена Корикова из сериала «Бедная Настя». Загуглила: она неплохо выглядит в 49, но это, конечно, еще не старость. Я не могу сказать, что кто-то из любимых актрис моего детства сейчас выглядит ужасно. Скорее они выглядят вполне нормально. Но если задуматься о тех, кем я буду эстетически восхищаться сегодня, то я лучше на Зендаю посмотрю.

Сельби Русланова:

Самая главная для меня бьюти-икона — моя мама. Она при любом раскладе выглядит отлично, у нее куча нарядов. Она всегда в макияже и с укладкой. Даже для пробежек у нее разные спортивные костюмы. Когда я училась в школе, обожала смотреть «Топ-модель по-американски», очень нравилась Тайра Бэнкс. А из наших медийных персон — Снежина Кулова, постоянно смотрела с ней шоу Trendy. Сейчас нравится Тамуна Циклаури, у нее естественная и притягательная внешность.

Анна Николаева:

Есть много женщин, которые восхищают в том числе внешностью. Считаю Майли Сайрус очень красивой. Еще нравятся Джулия Робертс, Камерон Диаз и Сара Джессика Паркер своим отношением к возрасту и харизмой, которая неподвластна никаким изменениям. В целом мне всегда нравились женщины, в которых «что-то есть». Они могли вообще не соответствовать канонам красоты, но зато были настоящими, искренними. Думаю, раньше я просто меньше внимания обращала на отношение к возрасту и старению. Сейчас особенно цепляет, когда женщина их не боится, но при этом ухаживает за собой и сохраняет свою красоту. И мамой я всегда очень восхищалась — она много ухаживала за собой, в 50 лет выглядела очень свежо и завещала мне начинать знакомство с ботоксом заранее, лет в 30. Я готовлюсь.

Нара Халатян:

В моем детстве селебрити с моей внешностью почти не было, ассоциировать себя было не с кем. А считать иконой Кейт Мосс как-то нереалистично. Она красивая, но какая мне разница? Я на нее не похожа.

Мария Милерюс:

Я родилась в российской провинции. Там и сейчас невесело, а представьте, что творилось в 90-х: серость, нищета, бандиты и хардкор. Моей маме было 19, когда случилась я. Она была стройняшкой, красилась и занималась аэробикой. А потом ее засосал быт, работа, и стало меньше времени на себя. Мне кажется, когда времени было больше, она чувствовала себя счастливее. Среди прочих женщин нашего города я не находила примеров для подражания. И окном в лучший мир стали плакаты с Натальей Орейро и Шакирой. Их я впервые увидела у старших сестер подруги и попросила у родителей деньги на журналы. Глядя на этих женщин, я завидовала не столько внешности, сколько тому, как кайфово им живется: они выглядели бодрыми, веселыми, успешными, их жизнь кипела. С тех пор мне кажется, что заниматься собой, ходить на спорт, следить за питанием, пользоваться благами косметологии — значит быть сильной, быть собранной и быть хозяйкой положения. И моя жизнь это подтверждает.


О БОДИПОЗИТИВЕ 


Не Y и не Z: что думают о красоте зиллениалы — люди, о которых бьюти-индустрия не знает (фото 8)

Полина Абрамова:

Я за принятие своего тела в моменте, но против того, чтобы оставлять все как есть в ущерб здоровью. К примеру, я понимаю, что у меня есть лишний вес и с ним можно жить, не прячась от всего мира. Но в то же время мне в нем тяжело, и я это постепенно меняю.

Мне нравится, что начали говорить вообще о теле. Из-за идеальности тел в той же порноиндустрии и мужчины, и женщины забыли, как выглядят разные тела, появилось много комплексов, и психологи часто работают сейчас именно с принятием тела в сексуальном плане. Нашла книгу по анатомии для детей у подруги, которая воспитывает мальчика, и там акцент на том, что половые органы у всех разные. Это круто.

Дима Попов:

Для меня бодипозитив — это про свободу выглядеть так, как хочу. Я понимаю, что не все однозначно позитивно относятся к бодипозитиву. Тут как с феминизмом: есть люди, которые вытворяют дичь и говорят, что это феминизм. Но, вместо того чтобы отрицать все движение из-за таких людей, я стараюсь фокусироваться на изменениях в обществе, которые случились благодаря феминизму и бодипозитиву. Нет чего-то абсолютно хорошего или абсолютно плохого.

Аня Шатаева:

Бодипозитив — это не лезть ни к кому с советами по поводу внешности. Потому что докопаться можно и до худого человека, и до толстого. Мне, например, все считают нужным сказать, что я не выгляжу на свой возраст, а меня это раздражает. Все сами все про себя знают, можно не увеличивать количество зла и травм в мире, указывая близким и знакомым на их внешние недостатки. Вы же не будете говорить человеку без ноги: «Ой, а что это у тебя ноги нет? Я знаю, где можно ее приделать». Но это не значит, что нельзя, сидя с подругой на кухне, с удовольствием обсудить того блогера с большими ушами. Он все равно об этом не узнает, а негатив надо куда-то сливать.

Сельби Русланова:

Бодипозитив бодипозитиву рознь. Главное, чтобы он не причинял вред здоровью, а остальное — личное дело каждого. Мне нравится тенденция брендов привлекать к участию в рекламных кампаниях девушек размера плюс. Потому что мы существуем и имеем право быть красивыми и красиво одеваться.

Анна Николаева:

Эта тенденция мне ближе, нежели отношение к телу прошлых десятилетий. Мне нравится, что сегодня можно быть «неидеальной» и при этом чувствовать себя красивой и сексуальной. Но я различаю здоровый бодипозитив и нежелание заботиться о своем организме. Классно, когда ты можешь не переживать, что к лету не успела сбросить те самые 2–3 кг, но не классно, когда ты питаешься кое-как, стремительно набираешь вес, но забиваешь на это и прикрываешься бодипозитивом. Считаю, что во главе угла всегда должны быть здоровье и адекватное стремление к лучшей версии себя.

Нара Халатян:

Это про право выглядеть по-разному и не быть осмеянным или осужденным. Это ни в коем случае не про пропаганду ожирения, а про то, что общество может не иметь мнения по каждому вопросу, который его не касается. Это не только и не столько про вес, сколько про тело в принципе: раса, пол, волосы, возраст, этничность, здоровье, социальный статус.

Для меня это супертенденция, потому что я росла пухлой армянской девочкой. И, как бы я ни старалась втянуть живот, нос не втянешь. Другое дело, что мейнстримное бодипозитивное движение достаточно поверхностно и как будто касается только вопросов размера одежды и бритья подмышек. И практически не касается более глубоких вопросов. Например, толстым людям могут поставить неправильный диагноз, списывая все на вес.

Мария Милерюс:

Когда в индустрии впервые заговорили про бодипозитив, я открыла для себя инстаграм celebface. И была приятно удивлена, что звезды с гладкой кожей имеют те же поры и неровности, что и я. Меня также растрогали интервью легенд типа Рианны, где они наконец начали рассказывать о своих «уродливых днях», скачках веса и прочих женских сложностях. Это помогло мне немного снизить ожидания от себя. Вот это я называю бодипозитивом и сейчас. Модели весом 150 кг вызывают беспокойство, поскольку по правилам этого бизнеса им нужно строго сохранять вес. А значит, питаться тем, что здоровым не назовешь. Это такой же селфхарм, как и доведение себя до анорексии. Оскорблять людей за подобный выбор нельзя, но и овациями поддерживать тоже не стоит.


О РЕТУШИ В РЕКЛАМЕ 


Не Y и не Z: что думают о красоте зиллениалы — люди, о которых бьюти-индустрия не знает (фото 9)

Полина Абрамова:

Камера очень сильно искажает и лицо, и картинку. Вы пробовали крупно сфоткать лицо на основную камеру айфона? После этого не только ретушь понадобится, но и психолог. Я против сильной ретуши в рекламе, когда ресницы от туши на два сантиметра выросли и морщины исчезли за одно применение крема.

Дима Попов:

Все зависит от контекста и целевой аудитории. Для премиального бренда косметики, наверное, нормально использовать ретушь. А для инди-бренда, чья аудитория любит водить по лицу скребком гуаша, — наоборот. Главное, чтобы все понимали, для чего они делают или не делают это.

Аня Шатаева:

Мне не страшно увидеть прыщи и целлюлит в рекламе — у меня же они от этой рекламы не появятся. И если бы не реклама с растяжками, я бы так и не узнала, как они выглядят. Наверное, скорее хорошо, что это все показывают, потому что людям важно знать, что они не одни со своей проблемой.

Сельби Русланова:

Ретушь нужна, но в разумных пределах. Реклама должна продавать, а если она не будет визуально красивой, вряд ли кто-то ее досмотрит и что-то купит.

Анна Николаева:

Я за честность. Не переношу рекламу косметики со звездами, которые никогда этими средствами не пользовались. А ретушь может плохо влиять на самооценку девочек. Не говоря уже о том, что это дань нереалистичным канонам красоты, которые давно пора оставить в прошлом. Сегодня мы смеемся над женщинами, терявшими сознание в сильно затянутых корсетах, но по факту продолжаем зачем-то играть в эти игры.

Нара Халатян:

Ретушь бывает разная. Как конечному потребителю мне более ценно видеть реальные лица и тела. Но ретушь нужна, чтобы кадр выглядел лучше. Тема неоднозначная. Нужно ли показывать внешность человека с минимумом правок? Да.

Мария Милерюс:

Без ретуши мы увидим то же, что и в общественном транспорте, — торчуны в волосах, синяки под глазами, тон, окисленный на коже и подчеркнувший каждую пору. С сильной ретушью мы увидим то же, что в инстаграме девушки, прописавшейся на рейсе Москва — Дубай. Вывод — обрабатывать фотки должны люди, проверенные на адекват.


ОБ ЭКОЛОГИИ 


Не Y и не Z: что думают о красоте зиллениалы — люди, о которых бьюти-индустрия не знает (фото 10)

Полина Абрамова:

В моем окружении появилось много друзей — экспертов по устойчивому развитию. Начинаю сама подтягиваться — уже научилась банки от крема, куда нужно, сдавать. Но и тут не обходится без крайностей. К примеру, крафтовые пакеты — спорная история. И да, должно подключаться государство к данному вопросу, тогда это станет массовым явлением, а пока это просто инициатива отдельных людей.

Дима Попов:

Я не разбираюсь в экоповестке достаточно. Не сортирую мусор, не слежу за тем, чтобы косметика обязательно не тестировалась на животных, не сдаю пустые банки на переработку. Просто сейчас для меня это не так важно. Возможно, со временем я пересмотрю свое отношение.

Аня Шатаева:

Самое «эко» — это поменьше косметики производить (не могу на это повлиять) и потреблять (ну тут стараюсь).

Сельби Русланова:

Я могу поддержать разговор на тему экоповестки, но не буду. Спорные темы стараюсь обходить.

Анна Николаева:

Предпочитаю рассматривать такие проблемы с позиции того, что именно я могу сделать для ее решения. Думаю, так это и должно работать. Я, например, не ем мясо уже шестой год, в том числе из экологических целей (производство мяса — чуть ли не одна из самых ресурсозатратных промышленностей современности). Стараюсь отдавать предпочтение более экологичным продуктам, учусь разумному потреблению.

Нара Халатян:

Мир катится в Ж из-за крупных корпораций. Индивидуальная ответственность, раздельный сбор мусора и так далее — это круто, но смещает фокус проблемы с корпораций на одного конкретного человека. Здорово было бы создать гайды по ресайклу и этичному потреблению для корпораций, а не от них для обычных людей.

Мария Милерюс:

Сейчас многие говорят про навязывание чего-либо. Навязывание стандартов красоты, например. Так вот, я ощущаю, как мне пытаются навязать экологичность. Причем в самой занудной форме. Я не думаю, что должна бегать и искать, куда выбросить мусор. Пусть мне покажет государство. Не думаю также, что должна отказаться от покупки косметики или одежды. Или всю одежду покупать на винтажных ярмарках. И также не думаю, что должна отказаться от мяса, зная, что на моем здоровье это скажется плохо.


О CLEAN BEAUTY


Не Y и не Z: что думают о красоте зиллениалы — люди, о которых бьюти-индустрия не знает (фото 11)

Полина Абрамова:

Если говорить о чистоте составов, то я на себе проверила — такая косметика может быть эффективной. Но относительно всех этапов производства — я точно не буду следить, соблюдает ли компания экологичность в потреблении ресурсов воды, энергии и так далее. Это слишком сложно.

Дима Попов:

Здесь как с едой: нет однозначно хороших и однозначно плохих продуктов — есть мера. Например, спирт в косметике. Во-первых, он отличается от того спирта, который можно пить, во-вторых, это хорошо изученный компонент. Понятно, как он работает и в каких концентрациях будет безопасен. Или сравните крем с парабенами в составе и крем с новомодным растительным консервантом, который выполняет ту же функцию, но менее изучен и стоит дороже. Я не врач, не химик, не технолог — и вы тоже. Никто не хочет нас отравить. Успокойтесь и просто пользуйтесь косметикой, если хотите.

Аня Шатаева:

Мне, в принципе, все равно на натуральность ингредиентов. Любая косметика проходит дерматологический контроль и тесты на эффективность, поэтому ее безвредность и полезность никак не зависят от натуральности.

Сельби Русланова:

Скорее поддерживаю, чем нет. Со стороны состава — это менее токсично. Со стороны упаковки и производства — более экологично и этично (не тестируется на животных, упаковка биоразлагаемая).

Анна Николаева:

Нам это точно надо! Это же в первую очередь менее вредно плюс экологично. Кажется, тут нет подводных камней.

Нара Халатян:

Это еще один пример гринвошинга, когда компании подхватили повестку, чтобы развернуть ее в свою пользу и переложить ответственность с себя на человека за выбор условно «чистой» банки. Так что нет, нам это не надо.

Мария Милерюс:

Давайте следующий вопрос.


О БИОДОБАВКАХ ДЛЯ КОЖИ 


Не Y и не Z: что думают о красоте зиллениалы — люди, о которых бьюти-индустрия не знает (фото 12)

Полина Абрамова:

Лично мне «витамины красоты» помогают поддерживать качество ногтей, кожи и волос. Вижу существенную разницу с ними и без них. А кремы и сыворотки дополняют этот эффект, и получается еще лучше.

Дима Попов:

Вместо того чтобы скупать пилюли, лучше разнообразно питаться и хорошо спать. А если с кожей проблемы — идти к врачу, он скажет, какие анализы нужно сдать и какие БАДы принимать. Очень часто вижу, что люди пьют растворимый коллаген, чтобы улучшить состояние кожи, ногтей, волос и вообще всего. Но производители коллагена не пишут, что, когда он усваивается, организм самостоятельно решает, куда его направить — в кожу, волосы, ногти или куда-то еще.

Аня Шатаева:

Думаю, их должен назначать врач, иначе не будет толка, а будет только вред. У меня нет особых проблем, которые надо решать биодобавками, поэтому я их не принимаю.

Сельби Русланова:

Я за! Вообще люблю всякие витамины — естественно, по показаниям. И пью разные добавки типа биотина, кислот омега.

Анна Николаева:

Здоровая кожа — красивая кожа. Но любые добавки и витамины надо принимать исключительно по рекомендациям врачей. И вообще, кажется, что будущее за биохакингом, масштабным улучшением здоровья населения и ростом продолжительности жизни.

Нара Халатян:

Если назначает врач, почему нет. Самостоятельно пить что-то типа коллагена, чтобы кожа выглядела лучше, я не буду, потому что это не то чтобы научно. Если говорить про правильное питание, спорт, хорошо высыпаться, не курить и так заботиться о коже изнутри — супер. Я этого особо не придерживаюсь, но не потому, что я против или это не работает, а потому что мне лень и нравится вредная еда. Еще у меня хорошая генетика, которая пока что вывозит.

Мария Милерюс:

Кожа становится круче не от биодобавок, а от того, что организм в целом здоровый. А вот организму биодобавки помогают круто — из еды мы не получаем все важное, даже не надейтесь. Иногда выгорание и лень объясняются дефицитом витамина D. Считаю здравым проверять все дефициты с эндокринологом, прежде чем диагностировать себе усталость от жизни.


О ПРЕВЕНТИВНОЙ КОСМЕТОЛОГИИ


Не Y и не Z: что думают о красоте зиллениалы — люди, о которых бьюти-индустрия не знает (фото 13)

Полина Абрамова:

Придерживаюсь позиции: твое тело — твое дело. Все разные, у кого-то хорошая генетика, и смысла рано начинать нет, а у кого-то иначе. Я за то, чтобы человек сам решал!

Дима Попов:

Если есть силы, чтобы за собой ухаживать, — достаточно умываться вечером, увлажнять кожу и защищать ее от солнца. Это поможет сохранить здоровье кожи настолько, насколько это возможно, учитывая гены. Все остальное не обязательно. Но если не нравятся морщины, то не нужно ждать, когда исполнится 30–40 лет, чтобы колоть ботокс, филлеры или использовать ретинол.

Аня Шатаева:

Вообще я, конечно, за. Но какие-то процедуры лично мне лень делать и денег жалко. Надеюсь, то, что я хожу в зал, — это тоже превентивная поддержка, вроде бы это положительно влияет на кожу. И еще мне интересно, как мы вообще будем выглядеть в старости, учитывая, что последние лет пять бум на уход и SPF. А наши родители всем этим не пользовались.

Сельби Русланова:

Если человеку этого хочется и есть необходимость, почему нет? Главное — знать меру. Сама я пока не делала инъекций и не знаю, буду ли. На данный момент мой максимум — чистка у косметолога и пилинги. Возможно, лет в 55 сделаю сразу подтяжку, а может, решу стареть естественно. Считаю: что бы вы ни делали, выглядеть на 20 в 30 лет невозможно.

Анна Николаева:

Четыре года назад я сделала превентивную мастэктомию (удалила молочные железы) из-за наличия мутаций в генах и большой вероятности рака молочных желез в будущем. Так что да, превентивная косметология — это крайне логично для меня. Опять-таки, как завещала мама.

Нара Халатян:

Хочу попробовать.

Мария Милерюс:

Недавно на вечеринке коллега из одного известного журнала страшно удивилась, что мне 28, а не 22. Мне не продают алкоголь без паспорта. Какие еще аргументы за ботокс вам нужны?


О СТАРЕНИИ


Не Y и не Z: что думают о красоте зиллениалы — люди, о которых бьюти-индустрия не знает (фото 14)

Полина Абрамова:

Я страшно боюсь стать той старушкой, которая не сможет бегать по горам, залезть на скалу и подняться на третий этаж. А визуальной старости совсем не боюсь — ни морщин, ни седины. Да и косметология сейчас на том уровне, что от всех признаков старения можно избавиться либо минимизировать их.

Дима Попов:

Я понимаю, что то, как быстро я буду стареть, от меня почти не зависит, а зависит больше от генетики. Вместе с этим я, конечно, хочу выглядеть красиво, как можно дольше, поэтому стараюсь хотя бы иногда ходить пешком, разнообразно питаться, спать и ухаживать за кожей.

Аня Шатаева:

Старение скорее пугает, чем нет. Я себя считаю довольно симпатичной, но при этом думаю, что гладкая и нежная кожа, стройная фигура, наличие всех зубов на месте и четкий овал лица в моей красоте играют большую роль, и не могу говорить, что буду красивой и без них. Определенно, нам есть что терять с возрастом.

Сельби Русланова:

Старение неизбежно, как бы мы этого ни боялись. Мне грустно именно от несоответствия внутренней меня и внешней, но это, наверное, про другое.

Анна Николаева:

Не вижу смысла тратить время и силы на страх перед неизбежным. Предпочитаю быть подготовленной и работать над тем, чтобы это неизбежное стало приятным. Мне нравится думать, что старение — это не минус, а привилегия.

Нара Халатян:

Раньше старение пугало, а теперь я вижу, как выглядит моя мама в 50, как меняется мое лицо с возрастом, и мне все нравится. У меня начинают появляться первые морщины, и мне с ними нормально. Я веду не очень здоровый образ жизни, это не может не влиять на кожу. Поэтому думаю, что однажды захочу делать разные штуки у косметолога. И я суперокей со всякими пластическими операциями и допускаю, что себе тоже сделаю. В 40 лет хотелось бы выглядеть на классные 40.

Мария Милерюс:

Я планирую стареть неестественно. Настолько, что вы еще прочтете обо мне в Сети.

Статьи по теме

Подборка Buro 24/7