Главная мировая выставка мужской одежды Pitti Uomo показала, каких перемен мы ждем
Мода в силовом поле между Флоренцией и Миланом
В главном зале Музея Марини, в самом его начале висит серый мужской пиджак, сильно траченный молью — буквально изъеденный, весь в дырках, и кажется, что если его хорошенько тряхнуть, он рассыплется в прах. В окружении модернистских скульптур Марино Марини с их резкими, рублеными линиями этот серый пиджак выглядит безусловным предметом искусства. Следом за ним видишь также подвешенный среди скульптур сумасшедший черный кожаный комбинезон, скроенный каким-то невероятным образом, — и вот он-то выглядит совсем уж инсталляцией. Дальше — справа коричневый плащ-накидка, слева — черный кейп с заботливо отвернутой полой, открывающей желтый шелк подклада. Вещи висят на красных металлических рамах, специально установленных среди мариниевских условных человечков на таких же условных конях и каких-то абстрактных каменных штуковин. Два этажа бывшей церкви Святого Панкратия, где теперь музей, заполнены личным гардеробом Нино Черрути, которому в этом году 85 лет и который лично вместе с одним из лучших фэшн-журналистов Анджело Флаккавенто подготовил эту выставку.
Каждый год на Pitti Uomo проходит целый ряд специальных событий, все они — отличные, но среди них бывают и совершенно уникальные. В этом году были показы Moschino и Ports 1961, инсталляция Томаса Тейта и много чего еще, однако выставка Il Signor Nino выглядит в этом ряду совершенно особенно. Нино Черрути — ключевая фигура для современного итальянского стиля. Его персональный вкус и бизнес-подход в 50-е и 60-е во многом сформировали итальянскую индустрию мужской моды и оказывали на нее влияние все последующие декады XX века. У него начинал Джорджо Армани, у него он всему научился. Мало можно назвать имен, которые имели такое влияние в распространении итальянского мужского стиля, в превращении его в интернациональный феномен.
И вот сегодня этот стиль оказался в пространстве напряжения между двумя полюсами — Флоренцией с ее дендизмом и Миланом с его гендерной амбивалентностью.
Pitti с ее сумасшедшим street style, со всеми этими десятками блогеров и фотографов, приезжающих сюда со всего мира, с сотнями интернациональных люксовых марок, делающих все на свете, от карманных платков до костюмов, с тысячами байеров и журналистов, съезжающихся сюда со всех концов света два раза в год, — ключевое событие всей индустрии моды (и даже не только мужской), имеющее колоссальное значение для всего фэшн-сообщества и по степени влиятельности абсолютно сравнимое с миланской неделей моды (а по-честному, в последнее время и более интересное).
Именно Флоренция и именно Pitti Uomo стали тем местом, где сформировался новый дендизм. Задолго до всяких Mad Men и Дона Дрейпера именно тут появились парни, одетые в безупречные костюмы, в шляпах, с шелковыми платками в нагрудных карманах и чуть ли не с бутоньерками в петлицах. Именно отсюда они разошлись по всем неделям моды, по всем миланским, парижским, лондонским и нью-йоркским площадкам, и мы все — и мальчики, и девочки — выучили слова «броги» и «лоферы» (а потом еще и «слиперы»). На женскую моду, кстати, этот стиль тоже повлиял самым заметным образом. Прошло практически десятилетие, и все это время Pitti — и центральная площадь Fortezza da Basso, и павильоны внутри нее — оставалась главным бастионом мужественности в ее самом что ни на есть классическом воплощении. Седовласые красавцы в костюмах-тройках, бородатые юноши в клетчатых рубашках лесорубов и хайкерах (слово «херитедж» мы тоже узнали отсюда), нежные мальчики в стиле «маленький лорд Фаунтлерой» — все они родом с Pitti Uomo.
И вот сегодня этот стиль оказался в пространстве напряжения между двумя полюсами — Флоренцией с ее дендизмом и Миланом с его гендерной амбивалентностью
Десять лет мы любовались на них и онлайн, и офлайн и вот как-то резко и окончательно потеряли к ним интерес. То есть уже какое-то время всех раздражали так называемые «павлины» — люди, которые одеваются специально для street style-фотографов и специально замирают в разных позах перед центральным входом и на центральной площади Fortezza da Basso, — и слово это стало просто издевательским. Street style — и вместе с ним всяческие мачизм и дендизм — выходил из моды. И вышел окончательно.
Последние примерно полтора года нарастали процессы размывания гендерной четкости, а полгода назад в Gucci пришел Алессандро Микеле, отлично в эти процессы вписавшийся и ставший буквально эпонимом новейшей гендерной амбивалентности. Анджело Флаккавенто пишет о новом типаже — man-child, мужчине-ребенке, который никогда не вырастет, который потерялся в комиксах и видеоиграх. Я бы не настаивала так на культе детства — мне тут видится скорее культ гендерной свободы в противовес железобетонной гендерной определенности, причем в рамках куда более общего социокультурного стремления освободиться от давления клише, связанных как с мужской, так и с женской сексуальностью, «нормальностью», «принятым» и «непринятым». В любом случае, речь о возникновении новых стандартов мужественности, которые формируются прямо здесь и сейчас, на наших глазах. И это захватывающе.
И вот теперь, когда видишь перед центральным входом на Pitti все тех же седых итальянских синьоров с живописными морщинами на бронзовой коже и голыми щиколотками, выступающими из лоферов и слиперов, отчетливо понимаешь, что нет сегодня ничего скучнее гендерной строгости, что любой мачизм выглядит окончательно немодным. Конечно, странно было бы ожидать от главного мирового мужского трейд-шоу (не дизайнерского показа) стремительного появления прозрачных блузок с бантиками, но в целом даже тут дух времени работает. Нет сил больше смотреть на шеренги идеальных костюмов и идеальных рубашек, разглядывать мозаику идеальных галстуков и проходить сквозь колоннаду аккуратно сложенного кашемира.
Глаз останавливается на других вещах — совершенно не обязательно вызывающе «немужских», но с размытым гендерным ореолом. На утонченной японской марке нижнего белья Second Skin, которая делает трусы и майки цвета розовых зефирок и новорожденных цыплят, на изумительном ручной вязки испанском трикотаже Knitbrary, чьи мужские и женские вещи концептуально и визуально практически неотличимы. Любой свитер Knitbrary могу надеть я — и легко могу его представить на Нино Черрути. В нем есть та же идея очень личной и очень свободной игры со стилем, как и в валяном шерстяном свитере с синей, желтой и белой полосами в сочетании с брюками из квадратов разной ткани, которые выставлены в Музее Марини (и которые еще можно увидеть до 7 июля).
Мы возвращаемся к Нино Черрути, потому что именно он и его отношение к одежде оказываются значимы в современном контексте. Оба полюса, описанных выше, — это очень концентрированный, очень умышленный и во многом искусственный способ одеваться. Оказавшись между ними, остро ощущаешь, как хочется освободиться от этого напряжения, как хочется новой простоты и легкости. И как остро не хватает тут ролевых моделей. И вот удивительным образом именно 85-летний Нино Черрути, начавший свою карьеру 50 лет назад, вполне может стать таковой.
«Прежде всего мы предложим зрителю урок стиля и естественности, и в этом большое отличие от той «изощренности», которая сегодня, возможно, ошибочно, принимается за элегантность», — сказал Анджело Флаккавенто на открытии выставки. И вот тут я с ним полностью и безоговорочно согласна. И спасибо, что показал нам, как это делал синьор Нино.