«Режим самоизоляции у меня давно включен». Режиссер Павел Бардин — об инстаграм-дивах, феминизме и будущем кино

Если совсем издалека, то давно была идея сделать веб-сериал с короткими эпизодами про… какой феминитив от слова «психолог»? И еще вопрос, как говорить «собутыльник» с точки зрения новой лексики. «Психологиня»? «Собутыльница», «собутылка»? В общем, мне показалось, что «психолог-собутыльница» — это будет забавно.

Придумали достаточно давно, и когда случился карантин, я предложил сделать что-то быстро-быстро. Проговорили разные идеи и остановились на том, что история не про «психолога-собутыльницу», а про содержанку будет сейчас наиболее актуальной. Снимать собирались в режиме скринлайфа, чтобы предохранить окружающих и себя от заражения. Потом стало понятно, что, когда мы все доделаем, зритель устанет от формата и захочет посмотреть на мир с точки зрения кинокамеры, а не субъективной камеры телефона. Поэтому пришлось пойти на кое-какие производственные сложности, но запустить работу в более привычном формате. Съемочный объект был один, группа состояла из начальников цехов. То есть сказать «эй ты, принеси-подай» было просто некому.

Не совсем. У нас была все же отличная команда, где все одновременно и руководили, и руками работали. Хотелось бы подчеркнуть, это был коллективный процесс. Оператор, Саша Симонов, придумал финал финала, например. Я хотел бы добавить, что горжусь коллегами, Марусей Парфеновой-Чухрай, Наташей Каневской, продюсерами.

Я всегда существую в состоянии похмелья, поэтому ничего непривычного в нем нет. Режим самоизоляции у меня тоже давно включен, так что лично мне все это легко далось. Благо было кому писать. Не могу раскрывать псевдонимы, но в сотрудничестве эта идея стала лучше, потому что из стеба и пародии история превратилась в разговор про эмансипацию. Насколько вы увидите ее в этом, я пойму, только когда вы посмотрите финальную серию.

2020 год радикально отличается от 2010-го или 2000-го, потому что тогда не было такой феминистской повестки, хотя все знали про Розу Люксембург и Клару Цеткин. Истории с #metoo всплыли на поверхность недавно, хотя проблема была всегда. Те, кто в эту тему включился, очень изменились за это время, но мейнстримом это еще не стало. Огромное количество людей, по крайней мере в нашей стране, живут внутри патриархального, архаичного мира, где есть мужчина, к которому надо прилепиться, который защитник, стена, источник дохода, а женщина должна принимать, ублажать и создавать условия. Многие родители до сих пор растят детей в такой матрице. Не только отцы, но часто и матери, которые тоже выросли внутри системы, продолжают транслировать те же ценности детям. Поэтому наш сериал обращен не к Марии Кувшиновой (создательница сайта kkbbd.com, выступающая с критикой устоявшихся отношений в кино, медиа и жизни. — Прим. BURO.), а к каким-то другим людям. Если заглянуть в ютьюб, очевидно, их очень много. Я не большой поклонник сториз и видео — мне проще читать, но перед проектом провел дополнительное исследование. И конечно, такие персонажи присутствуют в избытке. Наша Илона не топ-блогер, но подобные герои тоже в топе. История с Региной Тодоренко ведь произошла сейчас, а не 10 лет назад. Есть люди, которые меняются прямо сейчас.

Мы писали, а реальность подсказывала какие-то ходы параллельно. Прямого прототипа нет, но косвенных было много: от коучей, которые учат женщин правильно потреблять, до последних семейных скандалов с домашним насилием в богемной среде. Я обычно не читаю телеграм и не смотрю светские истории, но тут пришлось покопаться в этом.

В похмельном состоянии сложно удивляться, но какому-то абсурду не удивляться невозможно. Больше всего запоминаются мелочи: например, развивается драматическая история внутри семьи, в частности домашнее насилие, и все это происходит не первый день. Мы видим апартаменты героини на камеру, и это все какая-то очень личная история, каминг-аут, но при этом на скулах хайлайтер. С одной стороны, сочувствуешь, а с другой — тут возникает пространство для абсурдного юмора. А абсурдный юмор я люблю.

Не хочется спойлерить, поэтому скажем так: я лично оставил героиню с тем, что я в нее верю, и есть надежда, что с ней случится что-то хорошее. Моя точка зрения: содержанкой быть для нее не хорошо, и надеюсь, что она к этому больше не вернется. Но не факт. Иногда герои начинают жить отдельно от авторов.

Спокоен я потому, что у меня сейчас собака рядом лежит — вот, посмотрите (Показывает собаку в камеру). Она хулиган посильнее любых героинь: заставляет обратить на себя внимание и требует его все время. Это щенок, он грызет сейчас пододеяльник, и я вынужден постоянно отвлекаться.

Для меня скринлайф прежде всего учеба. Потому что я работаю преподом в Московской школе кино, веду вместе с Алексеем Попогребским режиссуру. Если бы не скринлайф, то не знаю, что бы мы делали со студентами эти два месяца. Они наснимали большое количество работ, есть классные, так что хвала скринлайфу! В этом смысле спасибо Бекмамбетову, который не только задал рамки этого жанра, но и прочитал нашим студентам мастер-класс.

В какой-то момент мы устали от скринлайфа, но я уверен, что он никуда не уйдет. Он займет нишу так же, как в 1970-х свою нишу заняли эксперименты с субъективной камерой в формате игрового кино, например, «Ведьма из Блэр». Так же будет и с голограммами, уверен. Поэтому скринлайф — клево, но сказать, что он станет мейнстримом и вытеснит все остальное, нельзя.

Думаю, что скринлайф будет просто все чаще появляться как драматургический элемент, потому что люди тоже меняются. Когда мы будем напрямую выходить в интерфейс Google, минуя гаджеты, то кино еще сильнее изменится.

Дистрибуция прямо в мозг! Меняется техника, люди, зеркало, то есть драматургия, которая отображает жизнь. Я как раз верю в технологическую и нравственную эволюцию. Мы за последние 10 лет привыкли друг друга видеть через экраны, привыкли к голосовым сообщениям, к мемодзи, к совершенно другим формам коммуникации. Я об этом так занудно и тоскливо говорю, потому что я на эту тему писал диплом на журфаке в 1999 году. Он был про будущее и про интеграцию телевидения, кино и компьютера — что будет интерактивная драматургия. И вот сбылось.

Мне кажется, мы сейчас очередной раз движемся от архаики к модерну. Это как переход от языка Симеона Полоцкого к языку Пушкина. Почему, например, идет такая война вокруг феминитивов? Потому что новые герои обретают голос и способность к самовыражению. Приходят новые поколения, подрастают другие люди, о которых мы ничего не знаем. В этом смысле кино всегда очень сильно отстает.

Что точно происходит с приходом скринлайфа — мы становимся к герою ближе. А еще он начинает рефлексировать, потому что все время снимает сам себя и видит сам себя. Это дополнительная сложность для артиста, но и еще один драматургический элемент, которого раньше не было. Были зеркала и мнения других, а сейчас ты сам все время в зеркале бесконечном, ты постоянно в интерактивной связи сам с собой.