Музыка, танец и скульптуры в фильме Дианы Вишневой и Пушкинского музея «Слепок»

Вместе с режиссером Андреем Сильвестровым пять хореографов и пять композиторов придумали уникальный кинобалет

31 марта в ограниченный прокат выходит фильм «Слепок» — сложносочиненный проект, объединивший несколько видов искусства и институций. Во время локдауна, когда двери московских музеев оказались закрыты, команда фестиваля Context Дианы Вишневой, Пушкинского музея, Aksenov Family Foundation и режиссер Андрей Сильвестров придумали, чем занять пустующие залы. Итогом съемок стал современный кинобалет, рассказывающий языком тела о ключевых моментах в истории западноевропейской культуры.

В главной роли — прима-балерина Мариинского театра Диана Вишнева. Ее героиня проводит зрителя по залам Пушкинского музея через время и пространство. Каждая точка — новая эпоха, выраженная в танце и музыке — от Античности до Возрождения. Пять молодых хореографов и композиторов, получившие в распоряжение самые узнаваемые залы ГМИИ, придумали, как передать слепкам современную пластику и наполнить пространство классического музея новым звучанием. После московской премьеры в «Октябре» фильм представят в Санкт-Петербурге в кинотеатре «Аврора». Показы планируются также в Екатеринбурге, Нижнем Новгороде, Томске и других российских городах.

Для BURO. участники проекта рассказали о трех основных составляющих фильма: теле, звуке и слепке.


СКУЛЬПТУРЫ ОСТАНОВИЛИ ВРЕМЯ, ЧТОБЫ ПЕРЕДАТЬ ЕГО НАМ


 

АНДРЕЙ СИЛЬВЕСТРОВ

Кино- и театральный режиссер, актер, художник, продюсер

Все наши танцы выросли из слепков, расположенных в залах музея Пушкина. Хореографы фиксировали пластику скульптур, обнаруживали в ней дух времени, его содержание и превращали это в танец с актуальным для них высказыванием для настоящего. С другой стороны, скульптуры несколько сотен лет назад фиксировали пластику своих современников или придумывали ее заново. Они как бы остановили время, чтобы передать его нам, а мы, скопировав его, передали его будущему. Скульптура превращается в танец, а танец в медиа скульптуру, зафиксированную на цифровой «пленке».


В АНТИЧНЫХ СКУЛЬПТУРАХ ЗАПЕЧАТЛЕН ТАНЕЦ, КАКИМ ОН БЫЛ У ИСТОКОВ


 

ДИАНА ВИШНЕВА

Прима-балерина Мариинского театра, создатель и идейный вдохновитель фестиваля Context. Diana Vishneva

Соединение современного танца с классическим музеем дает взаимное обогащение, новый взгляд на привычное и понимание взаимосвязи жанров. Оно подчеркивает вневременные аспекты искусства. Большинство из нас, приходя в музей, наверняка медитативно в него погружаются. С танцем происходит так же. Поэтому синтез изобразительного искусства с пластикой, хореографией и музыкой в фильме обостряет все эмоции и чувства.

Находясь в пространстве классического музея, мы осознавали степень ответственности. Ведь мы собирались рассказывать историю своим языком. Переосмысление прошлого в современности и взгляд в будущее дает множество смысловых пластов. Но мы понимали, что должны с осторожностью подходить к этому, ведь за нами — опыт тех поколений, который дал нам знания. Мы не могли их подвести.

Ранее я никогда не была с музеем наедине. Само по себе это — уже художественный акт и даже экзистенциальный опыт. Помню свое необычное ощущение от пустынных залов, когда ты остаешься один на один со скульптурами — героями и лицами прошлого. Ты действительно чувствуешь, как улетаешь во времени. Человек — песчинка на фоне всеобщей истории, но именно мы ее творим.

У меня была возможность немного свободно походить по залам, пока были технические паузы во время съемок. И мне вспомнилось мое детство, когда я, еще ученица Академии Вагановой, при каждой возможности бежала в Эрмитаж. Там я наблюдала и училась у скульптур органичности жеста и позы. Казалось бы, ведь каждая скульптура позирует, но в этом нет театральности, наигранности. Напротив, правдивость, естественность. В античных скульптурах навсегда запечатлен танец, каким он был у его истоков. Он дал начало классическому балету, но современный танец куда ближе к античному в своей свободе выражения чувств. Я подумала, какое интересное сочетание получается: каждый хореограф в нашем фильме ведет диалог с танцем прошлого языком современного, но опираясь на основы того первородного танца. Настоящее невозможно без прошлого. Эта простая, но вечная истина так ярко иллюстрируется в «Слепке».


МУЗЕЙ — ЭТО НЕ ДЕКОРАЦИИ ДЛЯ ТАНЦА


 

ЛИЛИЯ БУДИНСКАЯ

Хореограф, победитель конкурса молодых хореографов фестиваля Context. Diana Vishneva — 2014. Работала над сегментом «Европейское искусство Средних веков»

Танец в музее уже лет 50 является самостоятельным явлением в искусстве. Он мне близок, потому что я люблю решать композиционные задачи различных пространств как математические уравнения. Так как в современном танце инструменты композиции открыты любому танцовщику и любой танцовщик современного танца «заточен» на то, чтобы учитывать пространство и строить архитектуру своего движения внутри композиции, современный танец интересно входит в классические музеи. Бейонсе в Лувре и Context Дианы Вишневой в Пушкинском музее — это разные явления. Их не стоит путать или сравнивать. У них разная первопричина и разные цели. Поп-культура стремится в классические пространства, чтобы повысить свою культурную значимость. Бейонсе как-то в одном клипе использовала хореографию Анны Терезы де Кеерсмакер 25-летней давности, которая входит в сокровищницу современного танца. Когда же танцевальное искусство входит в классический музей, происходит диалог между ними, в нем рождаются новые произведения, автоматически входящие в число экспонатов этого музея. Не танцовщики музея становятся экспонатами, а то, что рождается в пространстве с помощью присутствия этих танцовщиков. Оно рождается, присутствует в воздухе и растворяется, как только танец окончен. Это неуловимое чудо, которое проявлено в фильме «Слепок». Музей — это не декорации для танца. Это тело, с которым взаимодействует танец.

Хореография для средневекового зала рождалась легко и интересно. Средневековье — это интересующая меня эпоха, поэтому я вошла в этот зал уже со своими поэтическими образами, они наложились на образы зала. Моей главной идеей была мысль о женственности в средневековье, идея того, что женщине в это время нужно было не рождаться женщиной, чтобы выжить. Я создала процессию из средневековых монахинь, среди которых бродит первая жена Адама, Лилит (не факт, что она была демоном). Эти женщины в любой момент могут показаться ведьмами и быть уничтоженными.


БОЛЬШАЯ ЦЕННОСТЬ ЭТОЙ РАБОТЫ — В КОММУНИКАЦИИ ТЕЛА, СКУЛЬПТУРЫ И СЛЕПКА, ТАНЦА, КАМЕРЫ И ПРОСТРАНСТВА


 

АНДРЕЙ КОРОЛЕНКО

Хореограф, режиссер, перформер, финалист конкурса молодых хореографов фестиваля Context. Diana Vishneva — 2017. Работал над сегментом «Древний Рим»

Мы выстраивали нашу работу, полностью опираясь на пространство. Это не просто постановка, которую можно перенести на сцену или в другой зал, это язык кинотанца, существующий именно в заданных обстоятельствах. И в этом большая заслуга в том числе оператора фильма Данила Фомичева, вместе с которым мы много времени провели в музее в поисках нужных планов и ракурсов, адаптируя хореографию под музейное пространство, а чаще наоборот, выстраивая с ним диалог. Поэтому каждое появление скульптур в кадре так же важно, как и появление любого из танцовщиков, нет ни одного случайного или необязательного кадра. Для меня большая ценность этой работы в том числе в коммуникации тела, скульптуры и слепка, танца, камеры и пространства.


ТО, ЧТО ИМЕНУЮТ МУЗЕЙНОЙ ТИШИНОЙ, В СУЩНОСТИ ЯВЛЯЕТСЯ НЕКИМ ОТНОШЕНИЕМ В СТОРОНУ САКРАЛЬНОСТИ


 

МАРК БУЛОШНИКОВ

Композитор, пианист, лауреат программы Aksenov Family Foundation «Русская музыка 2.0» 

Музыка не всегда имеет откровенное содержание, если это только не программная вещь. Когда говорят, что «понимают» сонату Гайдна, у меня это вызывает вопросы. В так называемой чистой музыке, к которой относится и мое сочинение «Morendo», в сущности содержанием становятся сами законы формы, структурные ритмы. Вместе с тем мне интересен и звук, его взятие и угасание. Интересен феномен единения, того, что вообще-то является прямым пониманием французского слова «ансамбль», то есть «вместе».

Я не думаю, что музей — это пространство тишины. К тому же мы знаем, что и тишины не существует, лишь в бумажном или цифровом варианте. Мне всегда казалось, что то, что именуют музейной тишиной, в сущности является неким отношением в сторону сакральности, как бы смирения перед высоким искусством. Музыка же, в общем любая, — это, по одному из определений, и есть озвученная тишина. Поэтому ее возникновение в акустических условиях музейных пространств кажется не только уместным, но и естественным.


КОЧЕВАНИЕ ОБРАЗА И ОРИГИНАЛА ЧЕРЕЗ ЕГО ВОСПРОИЗВЕДЕНИЕ — СУЩНОСТЬ ВСЕХ ВЕКОВ


 

ОЛЬГА ШИШКО

Искусствовед, куратор, один из ведущих российских специалистов в области искусства новых медиа и видеоискусства, руководитель отдела кино- и медиаискусства ГМИИ им. А. С. Пушкина.

Слепок — это отлив, сделанный с оригинала, выпуклый негатив, созданный из формы. В XX–XXI веках мы живем в эпохе слепков. Вспомним Вальтера Беньямина и его известное эссе «Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости». Весь XX век — это время механического воспроизводства, пересъемки с оригинала. Вся классика, вся античность живет глазами современности и перевода в другую пластическую форму. Если говорить о слепках, с которых начинался Пушкинский музей, они уже сами по себе стали произведениями искусства. Им больше 100 лет. Иногда слепки оказываются даже шедевральнее, чем оригиналы. К примеру, автор концентрирует свое внимание на какой-то определенной детали и слепок обретает свою уникальность. Кочевание образа и оригинала через его воспроизведение — сущность всех веков. Сегодня, в эпоху массмедиа, мы можем сказать, что слепок живет вокруг нас, и самое главное понять его душу. Фильм дает слепку новую пластику и заряд, заново открывает его душу. Мы создаем археологию будущего.


БЫЛО ПОЛНОЕ ОЩУЩЕНИЕ ПОДЛИННОСТИ ОБЪЕКТОВ ИСКУССТВА


 

АЛЕКСЕЙ РЕТИНСКИЙ

Композитор, автор камерной, симфонической, хоровой и электроакустической музыки, а также музыки для театра и кино.

В 19 лет я прочел эссе Марины Цветаевой «Музей Александра III (памяти отца — проф. И. В. Цветаева)». Через призму своих детских воспоминаний Цветаева вела повествование о перипетиях, связанных со строительством музея. Помнится, что тогда мне стало понятно откуда у Цветаевой такая легкость и виртуозность пребывания в мировой культуре — над всем возвышается масштаб фигуры отца.

И только относительно недавно, найдя небольшое окно в московской «сансаре», я посетил залы Пушкинского, которые уже были знакомы по описанию. Два свойства поразили более всего: вместо того разочаровывающего чувства, когда видишь копию, а не оригинал, было полное ощущение подлинности объектов искусства. И второе — невероятная продуманность расстановки скульптур и барельефов в пространствах зала при свете, предельно точно выявляющем глубину образов. По своей композиционной завершенности это в сильной степени напомнило традицию японских садов камней. Подозреваю, второе свойство и определяет первое.


Мария Тихонова

30.03.21, 9:00

  • Фото: предоставлено ГМИИ им. Пушкина, Kuut Khartha, Диана Вишнева, Андрей Короленко, Марк Булошников